– Хорошо. Я перезвоню через час, и мы все решим. До связи, – я слышу его низкий бархатный голос.

Не помню, чтобы кто-то мог произвести на меня такое впечатление обыденной фразой, и тем не менее у меня по коже бегут мурашки. Я улыбаюсь. Наверное, это непрофессионально, но я ничего не могу с собой поделать.

– А она уверяла меня в том, что никого не может прислать, – замечает он, щелкая языком. – Любите, когда с вами по-жесткому?

– Никогда не была поклонницей пряников, – отвечаю я, не сводя с него глаз.

Такого ответа он от меня не ждал. Он в замешательстве. Его глаза сужаются до щелочек, и он одергивает галстук.

«Что ты делаешь? Это твой реальный шанс получить хорошую работу!» – мысленно ругаю себя, опуская взгляд.

– Приступим к интервью? – спрашиваю я, скользя взглядом по бумажке с вопросами, которые уже успела выучить наизусть.

– Вы давно работает в «Фокусе»? – спрашивает он, и у меня перехватывает дыхание: одна неловкая фраза – и образ репортера разлетелся вдребезги.

– Сегодня мой первый рабочий день.

Он облокачивается на спинку кресла и смотрит на меня в упор. Кажется, он только сейчас по-настоящему меня увидел. До этого я была для него какой-то безликой журналисткой, а теперь я вызываю интерес. По крайней мере, я хочу в это верить.

– Либо ваш редактор идиотка, либо вы необычайно талантливы.

– Думаю, оба эти утверждения верны, – сообщаю я, терять мне уже нечего.

Улыбка у него такая же идеальная, как и он сам: ослепительная и манящая. Она, словно луч света, затмевает все вокруг, я не могу устоять перед его чарами. Я улыбаюсь в ответ, хотя точно знаю, что улыбка – это не самая сильная моя сторона.

– А ты смелая! – говорит он.

– А ты красивый! – отвечаю я.

В тот день я делаю свое первое интервью. А еще в тот день я впервые трахаюсь с мужчиной, которого знаю не больше тридцати минут. Это определенно новый уровень.

Я брызгаю себе в лицо холодной водой – пытаюсь смыть синяки под глазами. Хлопаю себя ладошками по щекам – пытаюсь избавиться от этой одутловатости и вместе с этим вернуть лицу природный румянец. Все тщетно. Таблетки, которые я пью горстями, надежно вплелись в мою ДНК. Пустили могучие корни в моем теле. Корни, но не плоды.

Я вытираю лицо полотенцем. Моя сухая кожа саднит уже от одного прикосновения. Надо бы начать пользоваться кремом. Но мне лень… сегодня. А может быть, всегда? Я не знаю. Не помню. Стараясь больше не встречаться взглядом с чужачкой в зеркале, я выхожу из ванной и ползу вниз по ступенькам. Лестницы в доме крутые. Иногда мне кажется: я могу упасть. Иногда мне даже хочется сделать это. Я представляю, как кубарем лечу вниз, рассекаю бровь о торчащий гвоздь на третьей ступеньке сверху и кровь тонкой струйкой стекает по лицу; ломаю руку ровно в середине пути, сочный хруст кости звучит у меня в ушах. Я успеваю только вскрикнуть, но уже через мгновение перед глазами все гаснет и наступает вечная темнота. Я свернула шею. У меня богатое воображение, и я искренне пытаюсь держать его в узде.

Я спустилась вниз – и я жива.

С заданием я справилась. По крайней мере, грымза Долорес молчит и не орет на меня, как на Бриджит несколько минут назад. Так зовут эту пышногрудую блондинку, что сидит через стол от меня. Она мне по-прежнему не нравится, но вместе с этим я приняла ее приглашение сходит с ней и Зоуи, еще одна девушка в редакции, на кофе в «Старбакс». Мы садимся у окна. Каждая делает по глотку из своего бумажного стакана. Я пью капучино, девушки – латте. За нашим столиком чувствуется растущее напряжение. Нам не о чем говорить. И тем не менее Бриджит решается прервать гнетущую тишину, нарушаемую работой кофе-машины и бурными приветствиями бариста: