Мощным порывом ветра обслуживающий персонал замка смело в огромный ком из человеческих тел.
В первую же минуту трансформации Демона ком, подпрыгивая и визжа, скатился по ступеням мраморной парадной лестницы и, унесся на улицу, так и не сумев распасться на отдельные фрагменты. Люди были словно связаны между собой, склеены намертво не только физически, но и мысленно. Тайное знание скрепляло их мертвой хваткой в огромный шар, который оставлял после себя стойкий навозный шлейф. Они знали, кто на самом деле их Правитель. Знали, что он тот «кто потерял свое лицо». Знали, что он носит чужие оболочки, созданные Великим Кутюрье. Знали многое такое, о чем безопаснее было молчать. И они молчали и катились, катились, катились. По инерции. Туда, откуда очень сложно будет выбраться.
– Мяса! – продолжал требовать Демон в теле Мэл- Карта, растопырив руки в стороны и задрав голову кверху, будто именно оттуда и должно было снизойти вожделенное блюдо. А вокруг застывшего в центре зала тела Правителя, с бешенной скоростью носилось то, что могло носиться и то, что носиться не могло: стулья, битое стекло, бумажки, фрукты, тумбы, доспехи, кинжалы, горшки и Крэгир. Его швыряло от стены к стене, как мяч для гандбола.
Первый Военный Советник и лучший Охотник за Мирами с ситуацией не справлялся, чего нельзя было сказать про Славика – Великого Кутюрье и не менее Великого Режиссера. За какое-то мгновение до трансформации Правителя у Славика нестерпимо зачесались руки, так сильно и безапелляционно, что ему ничего не оставалось делать, как сдаться этому требованию собственного тела и вырастить вместо рук… крючья, которыми он благополучно зацепился за лиану, бывшую минуту назад мраморной колонной. «Нет, я все-таки везунчик! – думал Славик, болтаясь на ветру вместе с лианной, обхватив ее всеми четырьмя конечностями. – Гениальное чутье меня и здесь не подвело. Как вовремя я превратился в нечто цепкое».
– Мяса-а-а! – дебоширил Демон, и кожа трескалась на теле Мэл- Карта, не вмещая в себя его яростную энергию.
Шлеп, бум, бац!
Рядом со Славиком, ударившись о стену, приземлилась коричневая, увесистая лепешка. Славик зажмурился. «Хорошо, что мимо», – успела проскочить мысль облегчения. Он приоткрыл один глаз и опознал в лепешке Крэгира. Вид у Охотника за Мирами был не ахти какой. Всегдашний бравый, уверенный образ слетел с него как листва с дуба-долголетия по осени. Осталась только кора. Скукоженное в ужасе лицо под кустистыми совиными бровями вращающиеся бусины глаз. Крэгир пытался удержать равновесие, нелепо растопырив руки-крылья, ноги его разъезжались в разные стороны, и все это сопровождалось звуками очень напоминающими куриное кудахтанье.
«То же мне, Охотник Ночи, Свирепый Филин. Посмотрел бы на себя сейчас, какой-то петух недощипанный», – подумал Славик и лучезарно улыбнулся Крэгиру, пролетая на лиане над его головой. Но вдруг Крэгир изловчился, и подпрыгнув, откуда только в нем такая прыгучесть образовалась, уцепился за спасительную лиану Славика. Под его весом лиана заскрипела и приземлилась, а вместе с ней на Крэгира приземлился и сам Великий Кутюрье. Крэгир застонал, а в Славике проскочили доселе неизвестные ему нотки сочувствия к Охотнику, но сразу же испарились, как только Крэгир начал орать дурным, не своим голосом, пытаясь перекричать бурю, вызванную Демоном.
– Ах ты пиявка никчемная! Звероящер безмозглый! Сделай что-нибудь, упырь ржавый! Иждивенец паршивый! – и все это было обращено к нему, Великому Кутюрье и Режиссеру, непревзойденному таланту. «Неуважительно как-то» – решил Славик. Самое обидное во всем этом было, конечно, «ржавый». Славик провел огромную работу и решил, что больше не будет скрывать свой природный образ за защитными оболочками, как умеет каждый Мимикрик, а будет вступать в эту жизнь как есть, без прикрас, в естественном обаянии, так сказать. А естество его было широколицее, веснушчатое, зеленоглазое в обрамлении рыжих спиралей, которые сейчас вздымались над его головой солнечным нимбом.