– Они еще не распустились до конца, – заметил я.
– Жизнь как цветок – нужно время, чтобы распуститься, – ответила Эва.
И я понял, о чем шла речь. Она говорила о себе, о своей жизни, устремленной в одном взгляде на эти цветы.
– Пионы – красивые цветы. Мало кто не любит их красоту и их благоухающий запах, – продолжил говорить я.
Я был ошарашен ее невозмутимым взглядом, ее неподвижностью и нежеланием действовать. Она не прогоняла меня и не оставляла рядом. Она просто была, как дуновение ветра. Сейчас, здесь, а через мгновение она могла оказаться в другой точке земного шара.
– Посмотрите, как она касается их, – вдруг сказала Эва, продолжая смотреть на цветы.
– Кто? – спросил я.
Эва взглянула на меня с удивлением и непониманием, как же я сам не заметил того, о чем шла речь. Но в ее пронзительным взгляде не было ни укора, ни унижения в мою сторону от глупой слепоты. Она просто искренне была удивлена.
– Она, – и указала рукой на женщину, которая продавала цветы.
Она показала рукой на человека, что могло быть по-детски инфантильно и глупо. Мне показалось, что я ошибся в этой глубине ее души, и мне на секунду не хотелось продолжать с ней беседу, даже видеть ее не хотелось. Но после я убедился, что ошибся. И так бывало часто: я очень часто, находясь рядом с ней, за мгновение мог не поверить своим глазам, ведь видел в ней настоящего ангела, а через секунду не верил своим ушам, ведь слышал в ней глупого ребенка, которого я ненавидел секунды гнева.
– Видите, как она искусно своими намозоленными руками касается созданий, которые вот-вот вырвутся к жизни и заживут свое мгновение, – объяснила мне Эва.
– Вы опечалены этим? – спросил я ее.
– Как не быть? Посмотрите, она будто играет извечную мелодию жизни на ржавых и избитых инструментах! Для нее не имеет значения, что они погибнут через пять дней. Что их век столь короток, сколь и не снилось муравью на автостраде. Она и не думает о том, что цветы, возможно, и умнее нас с вами, – восторженно говорила она, будто рассказывает что-то неимоверно важное для нее в эту секунду.
– Правда, умнее нас с вами. Никогда об этом не думал, – подогревал ее интерес к разговору.
– Конечно, умнее. Они понимают быстротечность жизни и спешат жить! Поэтому в это мгновение, когда распускается пион, запах его аромата может оглушить на мили вперед. Он настолько терпкий, что может одурманить. А женщина не впечатлена… Посмотрите на нее: обыденность съедает ее чувства к прекрасному. И для нее этот пион будто трава, которую стоит скосить для пущего удобства. Она не видит чудес, она лишь видит предмет, – говорила она с надрывом, будто речь шла о чем-то жизненно важном.
Я не хотел останавливать ее – она просто полыхала и пылала от всего своего сердца. Тогда я впервые и увидел огонь внутри нее. «Если эта женщина так страстно печется о судьбе цветов, что же будет с ней твориться в других вопросах», – подумал я.
– И цветы обрели такую пошлость и филигранность в достижении целей своего хозяина! Переходя из рук в руки, иногда жестокие и беспринципные руки! – закончила вдруг она свой монолог.
– Вы сейчас говорили о цветах? – вдруг последняя фраза подтолкнула меня к этому вопросу.
– И о них тоже, – уже немного поникши, произнесла Эва.
– И вы никогда не покупали себе цветы?
– Покупала! Только я себе и покупаю цветы, – ответила она спокойно.
– Почему же? Вам никто не дарит цветов? – спросил я и подумал, что более глупо никогда себя не ощущал, как в тот момент.
– Нет, не дарят. И мне от этого нисколько не грустно. Мне, наверное, было бы неприятно, если бы мне подарили цветы. Дарить живые существа немного кощунственно. Дарить, зная, что обрекаешь на смерть.