Парень не слышал, как я подошла, и я присела перед ним на корточки, отчего мой черный летний комбинезон запачкался в засохшей грязи. Я тихонько достала из своей коричневой сумки бутылку воды и старый розовый носовой платок. Роум поднял голову на звук: из его рта капала кровь, а идеальные белые зубы купались в алой ванне.

– Ромео, господи… – прошептала я, борясь со слезами. Он ничего не сказал, лишь тупо на меня уставился.

Отвинтив крышку с бутылки «Эвиан», я подняла его грязную руку; его пальцы были вялыми и израненными. Я полила водой ссадины и глубокие порезы, полные древесной коры и грязи, затем приложила носовой платок к содранной коже. Роум даже не вздрогнул.

– Больно? – тихо спросила я. Он покачал головой.

Вымыв его руку, я подалась вперед, оказавшись на коленях между согнутыми ногами Роума. Я осторожно поднесла носовой платок к его рту и вытерла кровь, обнаружив большую открытую рану в уголке его красивой верхней губы. Я надавила на нее и промокнула кровь. Затем мой взгляд переместился к его карим глазам. Я почувствовала всю его боль, увидела, как в них вспыхнули непокорность и отчаяние.

Когда его губа перестала кровоточить, я передала ему бутылку воды.

– Ополосни рот, Роум. Вряд ли кровь приятная на вкус.

Он словно робот взял бутылку и выполнил мои указания. Я присела рядом с ним на землю, облокотившись о дерево. Я ничего не говорила, боялась сделать только хуже, но и не хотела оставлять его в одиночестве.

В конце концов он расслабился и уставился куда-то вдаль. Я не могла больше выносить это напряжение и, видя, что Роум нуждается в утешении, наклонилась и взяла его здоровую руку в свою. Он взглянул на наши сплетенные пальцы и еще ближе прижался к моему плечу. Я знала, что у нас есть нерешенные проблемы, особенно после нашего… что бы там ни было в коридоре, но сейчас я могла думать только о том, как поддержать его, потому что он в этом нуждался.

Наконец, после, казалось, вечности, Ромео заговорил:

– Привет, Мол.

– Привет тебе.

– Как много ты видела?

Я опустила голову на его плечо, уловив, что у него сбилось дыхание.

– Достаточно.

Он откинул голову, прислонив к коре дерева, и закрыл глаза.

– Что это за мужчина из «Бентли»?

– Мой папочка.

– Твой отец? – в крайнем изумлении переспросила я.

Роум снова опустил голову, избегая смотреть мне в глаза. Я не понимала почему: то ли от смущения, то ли от унижения.

Снова воцарилась тишина.

– Ты в порядке?

Он напрягся и тоскливо на меня посмотрел.

– Нет.

– Ты хочешь поговорить об этом?

Он решительно покачал головой.

– Он часто тебя бьет?

– Чаще не удается, – пожав плечами, хмыкнул Ромео. – Ему не понравилось мое поведение, он позвонил, назначил мне тут встречу и… ну, остальное ты видела.

Я поменяла положение и села к нему лицом.

– Что такое произошло, что он тебя ударил?

– Деньги, разочарование, непослушный сын. Как обычно. Но он никогда не заходил так далеко на публике. Еще не видел его настолько взбешенным.

– Но ты же его сын! Как он может так с тобой обращаться? Что, черт возьми, ты сделал, чтобы заслужить удар?

Ромео сидел с поджатыми губами и явно не собирался ни отвечать, ни обсуждать случившееся. Я снова взяла его за руку, и он сжал мою ладонь.

Парень выглядел таким потерянным, его обычная суровость спала, обнажая уязвимость. Мне нужно было срочно сменить тему.

– Как прошла игра в Арканзасе?

От перемены темы разговора на его лице промелькнуло облегчение.

– Мы победили. Но не моими стараниями.

– Неудачная игра?

Он облизнул губы и потрогал пальцами свежий порез, затем поднял валявшуюся ветку и сломал ее.

– Долбаный кошмар, а не игра.