‒ Сюда я сказал, слепыши чёртовы! ‒ вновь орал верзила, стоя на коленях, когда Чоп с фонарём уже выбрался к нему. Вскоре все, кто работал впереди, стояли перед ведущим, а он, злорадно улыбаясь, наклонив голову, косился на рядом стоящего счастливчика.

‒ Вот он! Вот смотрите на него и учитесь! ‒ громко стал говорить Хок.

‒ Что там, в норе? Почуяли олухи? Нет? Половину обратно на рудники, толку с вас никакого! Только и умеете ныть, что жрать охота, а Чоп уже завтра будет отдыхать! – Услышав вновь странные слова Хока, относящиеся к нему, Чоп почувствовал жар. В горле его пересохло, губы вновь затряслись. Возникло ощущение, что сегодня он живёт последний день. Сам не зная почему, не сумев сдержать эмоции, он вдруг закричал:

‒ Нет, Хок! Я хочу остаться здесь!

Звеньевой повернул свою вытянутую руку с фонарём в его направлении, одарил возмущённым взглядом и тихо произнёс:

‒ Дурак! Чего ты вообще понимаешь!

Вечером, после рабочей смены Хок разжигал выданный ему со склада уголь, над которым висел огромный ржавый котёл с двенадцатью кусками красно-бурого мяса ‒ по числу людей в его бригаде. Саму огромную тушу отправили на нужды колонии. Так было всегда: большая часть всего найденного не принадлежала искателям, и за соблюдением этого закона жёстко следили звеньевые.

‒ Хок, можно спросить тебя? ‒ решился задать вопрос старшему Чоп, когда все торопливо, сытно поели и лежали вокруг костра в большой трапезной комнате с дырой в ледяном потолке для вытягивания дыма. Звеньевой находился рядом, он повернул к подчинённому довольное лицо и лениво произнёс:

‒ Валяй, кормилец.

Чоп снова разволновался, хотел начать говорить, но ком подступил к его горлу, и поэтому вместо слов Хок услышал лишь тихое хрипение. Он расплылся в улыбке, а когда мальчик, борясь с волнением, стал кукситься и кривить губы, вообще начал смеяться, и смех его становился всё громче.

Вскоре и вся его бригада хохотала, сотрясая смехом большую снежную комнату с обледенелыми стенами, подражая звеньевому, даже не понимая ‒ в чём, собственно, дело. А отличившийся искатель, прикрывшись грязным поднятым воротом, уже пускал слезу, так и не сумев справиться с собой.

Когда хохот стих, Хок с усмешкой произнёс:

‒ Там не страшно, Чоп! Я был там тоже, поверь мне! Помнишь, ты жил в каменной норе в старой шахте, когда работал на рудниках? ‒ мальчик пошевелил спрятанной в ворот головой, давая понять, что он всё помнит.

‒ А на курорте всё тоже самое, только небо над головой и воздух чистый – не такой как здесь! ‒ закончил Хок.

‒ Я, что, там буду совсем один? – всхлипывая, тихо произнёс Чоп.

‒ Нет, конечно,брат! Ещё с десяток таких же героев, как ты, точно будут где-то рядом грызть сладкие корешки!

‒ Я боюсь, ‒ вновь также тихо, еле слышно проговорил Чоп.

‒ А вот это уже твоё личное дело! Я на тебя заявочку уже оставил, и в любом виде ты уже или валандаешься на мохнатой туше до места, или, если хочешь, можешь замёрзнуть наверху, а мы тебя съедим! ‒ уже нагло, с издёвкой заявил звеньевой.

После этих слов несчастный следопыт ещё глубже втянул свою голову в поднятый ворот, закрыл мокрые от слёз глаза и постарался отделаться от дурных мыслей, которые роились в его голове.

Полночи он не спал, думая о том, как же всё будет дальше. Он представлял себе глубокую вертикальную шахту со множеством пещер, в одной из которых, свесив ноги, на самом краю сидит он и глядит вверх. Он тщетно пытался увидеть наверху небо, но там, где он жил, когда-то ствол шахты, словно огромной крышкой, был закрыт куполом и, конечно же, завален снегом, поэтому синевы над головой он так и не увидел. Ещё он хотел представить мохнатый экспресс, он слышал скупые рассказы о нём…