Ария прищурилась:

– Ты омерзителен.

– Помолчала бы, поклонница Шекспира, – ухмыльнулся Майк.

Ария побледнела. Шекспиром Майк называл Эзру Фитца, условного – бывшего – парня Арии и преподавателя английского языка и литературы в их школе – тоже бывшего. Это была еще одна тайна, которой Мона-«Э» шантажировала Арию. СМИ тактично умолчали о секретах подруг, известных «Э», но Ария подозревала, что Майк узнал об Эзре от Ноэля Кана, своего сокомандника по лакроссу и первого сплетника школы. Ария взяла с Майка слово, что тот не выдаст ее матери, но временами брат не отказывал себе в удовольствии обронить намек.

Элла наколола на вилку кусочек хлеба.

– Вообще-то, возможно, и у меня скоро будет свидание, – неожиданно сказала она.

Ария опустила вилку. Если б Элла сейчас сказала, что возвращается в Рейкьявик, где их семья жила последние три года, она, пожалуй, изумилась бы меньше.

– Что? Когда?

Элла теребила свое массивное бирюзовое ожерелье.

– Во вторник.

– С кем?

Мать быстро склонила голову. У корней ее волосы были седые.

– С одним мужчиной. Я с ним общаюсь на сайте знакомств. По разговору – приятный человек… а так – кто знает? Мне о нем не так много известно. В основном мы говорим о музыке. Нам обоим нравится Rolling Stones.

Ария пожала плечами. В том, что касалось рока семидесятых, ей больше импонировала группа Velvet Underground[8]. Мик Джаггер был еще худее, чем она сама, а Кит Ричардс вообще вселял в нее страх.

– Чем он занимается?

Элла застенчиво улыбнулась:

– Если честно, понятия не имею. Мне только известно, что его зовут Вольфганг.

– Вольфганг? – Ария чуть не выплюнула хлеб изо рта. – Как Моцарта?

Элла покраснела еще сильнее:

– Может, и не пойду.

– Да ты что! Иди обязательно! – вскричала Ария. – По-моему, это здорово! – И Ария была рада за Эллу. С какой стати все удовольствия должны доставаться только отцу?

– А по-моему, полный отстой, – вставил Майк. – После сорока лет свидания нужно запретить.

– Что ты наденешь? – спросила Ария у матери, игнорируя реплику брата.

Элла оглядела свою любимую тунику баклажанного цвета с вышитым цветочным узором вокруг горловины и пятном от яичницы у нижнего края.

– А это чем плохо?

Ария, вытаращив глаза, замотала головой.

– Я купила ее в прошлом году в Дании, в рыбацкой деревушке, – напомнила дочери Элла. – Ты же была со мной! Нам ее продала какая-то беззубая старушка.

– Нужно подобрать что-нибудь другое, – категорично заявила Ария. – Покрасить волосы. И уж позволь, я сама сделаю тебе макияж. – Прищурившись, она представила столешницу в ванной матери. Обычно та была завалена акварельными красками, баночками со скипидаром и незавершенными ювелирными поделками. – У тебя есть косметика?

Элла снова глотнула пива.

– А разве я не должна ему нравиться такой, какая есть, без всего этого… украшательства?

– Это все равно будешь ты. Только лучше, – настаивала Ария.

Майк, переводя взгляд с сестры на мать, просиял.

– А знаете, что реально украшает женщину, на мой взгляд? Имплантаты!

Элла собрала тарелки и отнесла их в раковину.

– Ладно, – согласилась она, обращаясь к дочери. – Ты соберешь меня на мое свидание, а я пока отвезу Майка на его.

– У меня – не свидание! – возмутился Майк. Он бросился вон из комнаты и, громко топая, поднялся по лестнице.

Ария с Эллой тихо рассмеялись. После ухода Майка они смущенно и тепло посмотрели друг на друга, взглядами выражая то, что пока не могли облечь в слова. Последние несколько месяцев обеим пришлось нелегко. Мона-«Э» сообщила Элле, что Ария целых три года скрывала от нее измену мужа, и какое-то время Элла была до того зла на дочь, что даже выгнала ее из дома. В конце концов она ее простила, и теперь Ария изо всех сил старалась восстановить прежние отношения. Той близости, какая между ними была, они пока еще не достигли. Ария о многом не могла рассказать матери; они старались не оставаться наедине; и Элла не откровенничала с Арией, как бывало раньше. Но лед с каждым днем таял.