И Элечке солнце светило сюрпризом в тот день. По выходным она мыла чужие вещи: полы, посуду, белье, ванны.

В тот день дверь ей открыла женщина с надутым от слез лицом. Элечка привыкла в таких случаях надевать шапку-невидимку. Ей нравилось чудо устранения, будто кто-то иной оттирает грязь. При ней не смущались ссориться, драться, хамить, переедать. Но был в той незнакомой женщине страшный надрыв – Элечка быстро и безошибочно его узнала – и не осмелилась ничего надевать. Хозяйка не фыркнула, отозвалась, только завыла и стала мелко трястись в худеньких руках Эли. Женщина приняла сочувствие с благодарностью отчаянно искренней, поэтому Элечка стала действовать: нашла чай, заварила, капнула туда коньяку, набрала Лиде ванну, выслушала. Ни смертей, ни болезней.

Муж бросил.

Эля пустым не сочла. Ее тоже бросали.

Болтать было интересно. Лида переключилась: советовала и даже поучала. «Я смогла, и ты сможешь», – выдувала Лида вместе с сигаретным дымом и болтала голыми ногами, свисающими с подоконника. Мужа обсуждали только первый час в ванной под чай с коньяком, а теперь грелись у окна в комнате и строили план, как Эле выбиться в люди.

– Вот о чем ты мечтаешь? Я бедной студенткой мечтала о дорогой красной помаде. Чтобы достать из фирменной косметички, и все подруги от зависти сразу сдохли. – Лида заржала. – Нет, ну глупо, но вот дорогая красная помада была для меня воплощением успеха. Я под эту мечту и профессию выбрала. Сейчас!

Лида убежала в комнату и притащила стопку модных журналов. Шлепнула на подоконник.

– Эту я красила, и тут. – Лида с гордостью тыкала красным ногтем в подписи мелким шрифтом.

– А я машину хочу! Пацаны научили на ручке водить, я часто их пьяных развозила. Обожаю дорогу.

– Ой, ну это легко же совсем. Держи! – Лида вытащила брелок из сумки.

– Не, я не могу. – Эля не верила. – А права, доверенность?

– Да брось, ты так, недолго по району и возвращайся. Я пока насчет мужа подумаю. И пальто накинь мое, гулять так гулять!

И Элечка выпорхнула из добротного дома в дорогом пальто к шикарной машине.

«Проклятая сука. Тупая мажорка. У тебя машин еще целый гараж. Ненавижу!» – Семен не сдержался. Элечка не покаталась.

Через несколько лет у нее будет хорошая работа – и не надо мыть чужого. Но это после больницы, недолгого рабства у Лиды и года работы без выходных. Даже машина в кредит во дворе. Серым, мясистым неудачами днем Элечка поедет в магазин. Когда машину только купила, каждый раз за рулем визжала, в окошко хотелось нагло бросать: «У меня есть машина!» Обкатку за неделю прошла: знакомых и не очень развозила по краям столицы. Поскорее хотелось сильно нажать на педаль. Но с тех пор год ушел, и потому настроение на нуле могло быть и за рулем.

Припарковалась далековато и с ненавистью смотрела на джип, раскорячившийся у входа в супермаркет, где стоять было нельзя. Без водителя. Элечка думала: «Какая я хорошая и скромная, и какие наглые бывают люди, и как они раздражают, и где же та интеллигентная среда, в которой хотелось бы крутиться, и где те искренние и отзывчивые, и когда же кто-то подумает обо мне». Она представила бугая, несущего жирные пакеты для жирного коротышки. Мысли в ней бродили, гадя, минут пять, пока из супермаркета действительно не вышел жирный бугай, но жирные пакеты он не нес, а вез вместе со старой инвалидкой в кресле-каталке. Пересадил ее на заднее сиденье, заботливо пристегнул, а коляску и покупки аккуратно утрамбовал в багажник.

Отвез сестру хозяина домой, оставил джип на стоянке и спустился в метро. Людей мало, напротив сидела девушка. Одета нарядно. Платье, каблуки, волосы хитро уложены. Красавица. Однако лицо скорбное. И Василий потихонечку завел ворчание: «Все девушки сейчас недовольные, угрюмые, будто кислых щей наелись, особенно молодые, а ведь они в жизни не знали настоящего горя. Васильевна не ходила с десяти лет, но всегда на лице ее улыбка, находит каждому доброе слово. А ты юная, симпатичная, позволяешь себе уныние, что один из смертных грехов…»