Он знал, конечно, что я в него влюблена, у меня всё было написано на лице, со сносками и примечаниями! Он даже не смотрел в мою сторону. На что было смотреть, косички-бантики… Это Лёва успел меня разглядеть. Он так и сказал однажды, не помню, по какому поводу:

– Светланка, ты – человек.

Ну, почему я не в него влюбилась!


На мостках, уходящих в реку, Мальчик стирал брюки. Разложил на досках и тёр ладонью.

– Разве так стирают? – смеюсь я, удивляясь собственной смелости. – Давай, выстираю и выглажу, и рубашку тоже.

– Мне нужно к вечеру.

– Я успею, досушу утюгом.

Вечером отдала ему брюки с тугими стрелками и отутюженную рубашку.

– Спасибо.

Через долгие годы мы приехали с другом в Таганрог отпраздновать мой день рождения, и случайно встретили Мальчика.

– У тебя день рождения? Поздравляю! Сколько же тебе лет?

– Девятнадцать.

– Какой прекрасный возраст!

Больше мы с ним никогда не разговаривали. Только толстая тетрадка стихов. Там были строчки:

Счастья в первой любви не бывает,
Но боюсь, что не будет второй.

Надо было влюбиться в Лёву! В третью смену мы уже не работали вместе, его «повысили» и он стал вожатым у старших мальчиков. Как они смотрели на него, как слушались!

Через много лет мы заехали с мужем в Ростов по дороге на юг. Был прямой эфир на телевиденье, и муж сказал:

– Зайдём потом к Лёве, он живёт возле телецентра.

– Откуда ты его знаешь?

– Здрасте! Ты-то откуда его знаешь? Я с ним просидел половину школы за одной партой, и ходил в шахматный кружок, и поступал на Физмат в Университет. Только я уехал в Радиотехнический, а он остался.

– С ума сойти, как всё переплелось. А я у него была помвожатой в лагере.

Щедрый ростовский стол, красивая жена, уютная квартира. И Лёва тот же, обаятельная улыбка, сияющие глаза.

Действительно, как переплетено всё в жизни! Потянешь за ниточку, и разматывается, разматывается клубок…

8. Театр

На открытие лагеря я читала какие-то странные стихи, наверно, дала библиотекарь, она отвечала и за художественную самодеятельность.

Вас не постигнет жизненная драма,
Вам так легко исполнить свой каприз,
А у меня больная мама,
Она умрёт!
Подайте, мисс…

Если не ошибаюсь, это Вертинский. Как он попал в пионерский лагерь, да ещё в качестве стихов?

Наверно, мне было очень близко это отчаянье, когда мама больна, а ты ничего, ну, ничего не можешь сделать… Плакали все, от директора до повара. А потом поставили отрывки из «Молодой гвардии», и я играла Валю Борц.

Первые в жизни гастроли по окрестным сёлам. Открытый грузовик летел по просёлочной дороге. У самой кабины несколько рук держали алый, бьющийся на ветру флаг, и мы пели, пели!

Когда ехали на спектакль, старший вожатый кричал:

– Замолчите, сорвёте голоса, мы же едем работать! Работать, понимаете? Светка, иди сюда, сядь рядом со мной, и помолчи, наконец, ты же всех заводишь!

Зато обратно! Ветер в лицо, флаг трепещет и вырывается из рук, и песня льётся из самого сердца!

Господи, сколько счастья у меня было в жизни!


В мою жизнь вошёл театр. Я не пропускала ни один «театр у микрофона», в нашем Драматическом театре пересмотрела с галёрки все спектакли. И, конечно, оказалась в драмкружке во Дворце пионеров.

Мне сказали, – посиди пока, посмотри, что у нас делается. Там в основном были десятиклассники, даже студенты.

Готовили спектакль к Новому году. Роли давно распределены, «вводить» меня на ходу никто не собирался. Я приходила на занятия день за днём, сидела тихо. Я не спешила, просто была уверена, как только мне дадут роль, как только позволят что-то произнести на сцене…

Мне отдадут главные роли во всех пьесах! И так будет и в Театральном институте, куда я поступлю, конечно же, и потом, в лучших театрах страны. Какие могут быть сомнения!