– Не провожайте нас, не нужно. Завтра встретимся на репетиции. Учтите, пан Карел не любит опозданий. Я скажу ему, что Вы мой друг. Не забудьте об этом.

Под Турбинным пронзительно скрипнуло сиденье, но она сделала запрещающий жест рукой, неопределенный, чуть замедленный, по – своему, полный изящества…. Ошеломленный, он замер на месте.

Уже стоя в дверях кафе, и поправляя ворот сиреневого пальто с отложным лацканом, Лиля все еще потрясенно бормотала:

– Ну, Натка, Вы и пикировались! Ты на него действуешь, как удав на кролика, ей – богу!

– Да? А, может быть, как красная тряпка на быка? – улыбаясь чему-то своему, возразила Наташа.

– Ты сегодня была в вишневом – Тотчас поддразнила ее Лиля, попадая в тон. – Тебе, кстати, идет. От сегодняшнего я в отпаде вообще. Особенно, после « Ле Ганта». Зачем ты его дразнила? Тебе и, вправду, нужен роман с ним?

– Ну, допустим, не роман! – Наташа пожала плечами. – Так, увлечение. Флирт, может быть. А может, и не это. Как – то мне тоскливо последнюю неделю. Вчера пан Януш с пани Властой ссорились, потом дверью хлопнули: пани Власта рыдать в свою комнату убежала, пан Януш – на прогулку, а я подумала вдруг: ««Придет старость, а мне даже и поссориться не с кем будет! Так вот я и засохну рядом со своим роялем! Как фикус».

Лиля вызывающе фыркнула:

– Какая старость, Натка, ты чего?! Тебе двадцать один год только.

– Или двести десять. – Мимолетная тень грусти тронула лицо Наташи, как тень крыла пролетавшей в небе птицы. – Я так себя ощущаю.

– Ты домой давно звонила? – Лилька осторожно взяла подругу под локоть, и они направились наискосок от кафе, к стоянке такси.

– Вчера. Там вроде бы все нормально, но у отца голос какой то напряженный.

– И что?

– Да ничего. Пытала, не допытала в чем дело. – Наташа вздохнула, опустила голову чуть вниз, будто разглядывая что то под ногами.– Молчит. А мамы не было дома.

– Может, он болен?

– Не знаю. Я сегодня попытаюсь набрать номер Валерии. Хотя, что она может знать?

– Да. – Закивала головой Лиля. – Она у Вас партизанка еще та. И будет знать, так не скажет ничего! Но ты все равно попробуй, позвони, а вдруг? Я еще все думаю, чего ты такая нервная?

– Знаешь, мне кажется, я их теряю. Родителей. – задумчиво пробормотала Наташа. – Мне еще вчера приснилось, что я падаю куда – то вниз, с обрыва. Упала на траву или на цветок, а потом оказалось, что он теплый, пульсирует, как кровь. И рядом я вдруг еще ощутила папу, и он мне так тихо пожаловался, что потерял все и ничего не может найти. Я стала его трясти за рукав, расспрашивать, что он потерял, но он так и не сказал мне внятно, только жаловался, что у него болит рука. Правая. Я все время ощущала себя беспомощной, какой то раздавленной. Проснулась оттого, что было пусто в душе. Пусто до боли. И глухо, страшно. Как в черной дыре, наверное, бывает. И я вдруг поняла, что скоро я буду совсем одна. Представляешь, Лилька? Одна. – Из неподвижных глаз девушки внезапно покатились слезы.– Может, это и правда – так станется? Все, что я чувствую во сне, потом наяву приходит! – Отчаянно шептала она, стремясь подавить, проглотить слезы.

– Ну, вот что ты, Натка, еще тут придумала?! – Лиля, обняв подругу, утешительно гладила ее по спине, как маленького ребенка. – Какая чушь тебе в голову лезет! Ты просто устала, и все. Нам с тобой, двум дурочкам, надо было не по магазинам шляться, а ползти домой – отдыхать. Давай – ка, лучше я позвоню пану Янушу, что мы уже идем домой, а то старик спятит от беспокойства. – Лиля быстро вытащила из кармана мобильный, уверенно потыкала тонким, острым пальчиком в ряд гладких кнопок. Экран засветился, затренькал забавной «мультфильмовской» мелодией. И вскоре Наташа, сморщив нос, шутливо затыкала уши, чтобы не слышать задорный, на всю улицу, Лилькин крик.