Теперь, когда на меня обрушилась вся эта информация о хитросплетении интриг, а Атамурлан бесцеремонно поместил меня в самый центр своей негласной войны с хранителями, вся безмятежность моего положения испарилась как по мановению руки. Я сидела у себя в комнате, смотрела в окно и пыталась разобраться в себе. С одной стороны, вроде бы все шло по плану – я приближалась к разгадке аномалии, причем очень стремительно. Получить территории у самых Западных гор – могла ли шпионка Триниана даже помыслить об этом!? С другой стороны, мне не давал покоя вопрос о западных Милоа. Возможно, создание цивилизации Триниана было изначальным планом хранителей, желающих ослабить Диму и увести его подальше от Турмалона? Если это так, то мне претили их методы. В душе я чувствовала все возрастающую потребность не просто разобраться в происходящем, но и исполнить приказ императора – несмотря на всю сложность задания, я должна была втереться в доверие к западным Милоа и вызнать хотя бы часть их тайн…

Помимо всего этого, я чувствовала, что меня засасывает в такое болото, из которого я не смогу вылезти, даже если убегу обратно в горы. Обреченность. Вот что я ощущала. А дороги назад уже не было.

С того дня кипение работы советников как будто схлынуло. Снова стали устраиваться вечера, и я снова сидела за игровым столом, попивая легкие вина и разгоняя рукой дым сигар. За это время я как будто сблизилась со всеми. И это чувство единения грело мою душу, заставляя сердце волнительно биться. Да, теперь я была в игре. Это почувствовали все, да и они наверняка знали о планах императора даровать мне земли. Вместе с тем во мне росло желание помочь Атамурлану в его борьбе с хранителями. Все становилось на свои места.

В один из вечеров мы втроем – Атамурлан, Амирош и я, сидели на веранде в креслах-качалках. Вальяжно развалившись, император курил трубку, пуская в звездное небо колечки густого синеватого дыма. Амирош сидел, закинув ногу на ногу, и полировал кусочком специальной ткани свой кинжал – лезвие и серебряная оправа рукояти уже сияли, но он все не унимался.

Я поигрывала бокалом вина. Глядя на прекрасный вид, открывающийся с веранды, я думала, что нам не хватает разве что художника, который запечатлеет столь достойную картину – император на отдыхе с двумя приближенными.

– Я слышал, каганетт преподнес вам необычный подарок, – произнес император, не отвлекаясь от созерцания ночного пейзажа.

– Да, я совершенно не ожидала такого внимания со стороны вашего советника, – немного заигрывая, стрельнула я глазами в сторону Амироша.

Тот лишь слегка улыбнулся, но глаз не поднял.

– А как вы назвали щенка, каганетта? – спросил он, закончив с полировкой и спрятав, наконец, кинжал в ножны.

– Барклай, – ответила я, подставляя бокал под кувшин, поднесенный слугой.

– Как забавно! – усмехнулся Атамурлан.

– Уж больно много и громко он лает, знаете ли, – откликнулась я. Это было правдой. Барклай, освоившись в моих покоях, быстро стал показывать характер. И так как достойного слуги для ухода за щенком я не нашла, то попросила Идина остаться пока во дворце и присмотреть за ним в обмен на жилье и еду. Мальчик охотно согласился. Кажется, его не очень тянуло возвращаться обратно на псарню.

– На одном из языков, мне знакомых, «барк» – это тоже лаяние собак, – отметила я, намекая Атамурлану на английский.

– А я думал, Барклай – это фамилия одного дворянского рода, – скучающе отметил Атамурлан.

Амирош усмехнулся, а я немного удивилась, насколько свободно Атамурлан оперирует информацией о Земле.