Он договорился пожить у друга, но через неделю пришлось съехать – к другу пожаловала иногородняя родня. И Вадим перебрался к своим родителям, уже много лет живущим в районе Марьина Роща в щербатой панельной пятиэтажке. Там, по месту прописки, омоновец Бавыкин отыскал его без труда.

Он подстерег Вадима у подъезда, когда тот вышел в магазин. Домой Вадим уже не вернулся: Бавыкин усадил его на пассажирское кресло его же собственной «камри», а сам, завладев ключами, сел за руль.

Бавыкин тоже видел новости в Яндексе.

Бавыкин дал понять Вадиму, что теперь ему никто не поможет, в тех грубых выражениях, в которых изъясняться умел хорошо.

Бавыкину было обидно, потому что даже он понимал, что крупная рыба ушла. Кошка сдохла. И все, что теперь оставалось Бавыкину, это трясти Вадима в надежде, что хотя бы мелкая монета посыплется из карманов должника.

Перво-наперво надо было тщательно обыскать дом, потому Бавыкин повез Вадима на Большую Декабрьскую, пеняя себя, что поленился учинить обыск раньше. Там, в распотрошенной квартире Лизы Смирновой, и застал их Михаил.

– Покурить бы, – заныл Вадим, с ногами забравшийся в кресло-качалку, тоскливо поскрипывающую в кататонической монотонности.

Михаил, расположившийся напротив в каминном кресле, потянулся было к валявшемуся на полу вейпу, но Вадим остановил его:

– Да нет, там, в пианино должна быть трава, сверток – поищи.

– Марихуана? А если бы этот ее нашел? – изумился Михаил.

– Не нашел бы, – отвечал Вадим с раздраженной беспечностью, – он слишком для этого туп. А если бы и нашел, то ничего не сделал. Как ты уже понял, он здесь не при исполнении.

Вадим спрыгнул с кресла и направился к пианино сам. Открыв его верхнюю крышку, он бесцеремонно, по локоть залез в струнное чрево и принялся шарить там, попутно производя какофонию. Наконец он извлек серый пакет, прекратив пытку инструмента.

– Ты что, собираешься сейчас это курить? – с опасением спросил Михаил.

– Да, а почему нет? Ты сам не хочешь?

Михаил не хотел. Он не хотел курить траву, потому что никогда даже не пробовал наркотиков. Он не хотел быть свидетелем разборок из-за чужих долгов. Не хотел иметь никаких дел с людьми с удостоверениями вроде Бавыкина. Знать их не хотел. Сомнительный человек Вадим был ему тоже неприятен. Но Михаил помнил о кипрских деньгах, о которых узнал сегодня утром у нотариуса. Путь к ним лежал через Вадима, и Михаил спросил:

– Ты точно не знаешь, где сейчас может находиться твоя жена?

– Не имею не малейшего понятия, – ответил Вадим. Руки его тряслись, когда он пытался развязать бечевку, которой был обмотан бумажный пакет. Михаил с жалостью посмотрел на него, но помогать и не думал.

– Ну, хотя бы предположить? Где она была до крушения самолета?

– Где-то в Испании, – кряхтел Вадим над пакетом. – Я не знаю точно – у ее отца не узнавал, потому что не собирался ехать. А оно вон как вышло – теперь и не у кого спросить, – Михаилу показалось, что Вадим на последней фразе хихикнул.

– А номер телефона ее, адрес электронной почты? Ты ей писал, звонил?

– Номер ее недоступен. Думал сначала, что заблокировала меня, попробовал с другой сим-карты – бесполезно. Даже гудков нет. Телефон, похоже, она сменила. Электронную почту сейчас тебе нацарапаю, – и Вадим поднял с пола ручку, оторвал клочок серой бумаги от свертка с травой, написал на нем и подал Михаилу. Старостин брезгливо взял записку.

– А что насчет профилей в социальных сетях?

– Все удалила – я сам удивился. Несколько дней назад зашел: ни фейсбука больше нет, не инстаграма, из мессенджеров пропала.

– Вот это странно, – сказал Михаил, с подозрением посмотрев на Вадима. Уж не он ли был причиной такой скрытности своей жены? До того как они расстались, что между ними происходило? – А из-за чего вы с женой разошлись?