Клавдия упёрла руки в боки, захохотала.

– Чо это не надо? С голоду на воде да хлебе опухнете. Не думай, мне не жалко. Молока полно, а возиться с ним некогда. Всё равно чуть не половину свиньям выливаем. Завтра путь мимо будет лежать, так ещё привезу. Творога нет, возиться недосуг, а сметана есть. Дай-ка пару банок.

Ольга Антоновна не двинулась с места, и Клавдия сама достала из шкафа две банки – одно- и трёхлитровую.

Начала, заложенные в генной памяти, впитанные с молоком матери-крестьянки и управлявшие душой, не позволяли Клавдии пройти равнодушно мимо нуждавшихся, едва не голодающих людей. Но холодный, расчётливый рассудок, руководимый всё набирающим и набирающим силы зверем по имени «Хапай!», не позволял не попользоваться за счёт про стодырой дурёхи.

Вечером, войдя в баню с ведром молока, Клавдия, смеясь, сообщила супругу:

– У нас прибыток. Иди в стайку, глянь.

Вася сидел против включенного телевизора, точил топор, пробуя ногтём лезвие. При словах жены вскинул брови, отложил брусок.

– Какой такой прибыток?

– Пеструха принесла.

Заинтригованный Вася накинул фуфайку, сунул ноги в галоши, пошёл глядеть, вернулся так же посмеиваясь.

– Ни фига себе! Сразу двухгодовалая. Она откуда взялась?

– Да с Пеструхой приблудилась. Они, коровы, вон, по полю бродят, свёклу ищут, она и увязалась за ней. Я уж гнала, гнала – ни в какую не уходит.

Клавдия лукавила – тёлку она вела от самого поля, скормив той полбуханки хлеба, но таких подробностей недотёпистому мужу знать не следовало.

– Надо спросить, у кого потерялась.

– Ну прям вот сейчас пойду спрашивать. Завтра Пеструху выпущу и приблуду выгоню, пусть идёт куда хочет.

Супруги посмеялись – такие бы прибытки да каждый день, посмотрели телевизор и улеглись. Уже накрывшись одеялом, Клавдия вспомнила:

– Бабушке нашей помочь надо, она ж просила, я и забыла совсем. Завтра ехай к ней, увезёшь молока утреннего и возьми инструмент с собой, – там работы на целый день накопилось – крыльцо проваливается, и веранда течёт – дожди-то вон какие хлещут. У нас полрулона толи осталось, захвати с собой.

– Съезжу, чего не съездить, – пробормотал Василий, засыпая.

– Утром, пока корову дою, аппарат заряди из средней фляги. Я давеча пробовала, – готова уже. Я сама прослежу.

– Проследи, только всю не выпей, мне оставь.

– Дурак, – ответствовала супруга, поворачиваясь на правый бок.

Вечером следующего дня Клавдия сообщила вернувшемуся мужу:

– Тёлка-то опять припёрлась. Вот наказание с ней. Пеструхе сена навалила, и она тут как тут. Вот ещё не хватало чужую скотину кормить, – процеживая молоко, спросила: – Веранду-то перекрыл?

– Перекрыл, перекрыл, – скороговоркой ответил Вася, присаживаясь у электроплитки и протягивая над раскалённой спиралью руки.

– Продрог, небось? Бабка в избе не топила, что ли?

– Да как не топила, топила, конечно. Вроде согрелся, пока ехал, опять озноб пробрал, сырость кругом. Надо в «Жигулях» печку глянуть, совсем не фурычит.

Клавдия закончила с молоком, накрыла на стол.

– Садись ужинать.

– Да я у бабули поел, неохота.

– Садись, садись, прими вот для согрева, – Клавдия налила стакан самогона, и поставила перед мужниной тарелкой.

Вася удивился, но промолчал. Опростав стакан и закусив, спросил:

– Всю перегнала, сколь вышло?

– Да как обычно – три литра. Тебе-то очищенной налила, не чувствуешь разве? На-ка вот, выпей ещё полстаканчика, а то как бы простуду не подхватил, – Клавдия щедро налила в стакан и сунула бутылку за кровать. – Знаешь чего, – завела разговор, когда муж закончил с едой. – Давай её, тёлку эту, зарежем, мясо знаю куда сдавать, завтра же и сбудем.