Вообще-то, мысль, как иногда говорит папа, не очень глубокая, но достаточно здравая.
И Санек ее подхватил:
– Ленк, я во всем виноват! И я тебе обещаю приложить все свои усилия, знания и опыт, чтобы вернуть драгоценную реликвию твоему дедушке!
Красиво сказал, торжественно. Наверное, где-то слышал или в книге прочитал.
Тут с кухни пришел Норд, облизываясь и помахивая хвостом.
– Он у вас что-то стащил, – испугалась Лена.
– Что у нас стащишь? – с интонацией, очень похожей на мамину, возразил Алешка. – У нас в доме всяких реликвий нет… Одни долги…
Лена улыбнулась:
– Он что-нибудь съедобное стащил. Со стола.
– И съедобного ничего не было, – заметил я. – Все в холодильнике.
– Ну хватит вам болтать, – поднялся Санек. – Пошли скорее к киоску. А то он скоро уйдет.
– Пошли, – сказал я, сгребая несобранный магнитофон в кучу. – Только к киоску мы с Алешкой подойдем, чтобы внимание не привлекать. Вас он уже хорошо приметил и будет осторожничать. А нас что ему опасаться, пацаны как пацаны.
– Это как сказать, – с угрозой произнес Алешка. – А ты, Санек, вообще не ходи. Ты в одной галоше слишком приметный. И удрать не сумеешь, если придется.
Санек так круто запротестовал, что нам пришлось отыскать для него старые Алешкины кроссовки.
– Не потеряй, – сказал ему Алешка, – шнурки покрепче завяжи.
И мы пошли «на дело».
На улице уже было совсем темно. Только фонари немного светили и окна в домах, да иногда машины своими фарами мелькали.
Не доходя до киоска, Лена с Нордом и Санек зашли за ржавую «ракушку» и затаились. А мы с Алешкой пошли дальше на разведку.
Киоск был самый обычный, стоял в ряду точно таких же, с одним, до боли знакомым набором жвачек, пива и сигарет. Но немного от других отличался: в нем находился миллион долларов. Правда, не все об этом еще знали.
Киоск уже закрывался. Витрина его еще светилась изнутри, но с прилавка продавец уже убирал выставленные на него образцы товара и привязанную за веревку открывалку для пивных бутылок.
Денег у нас почти не было, хватило только на шоколадку. Пока продавец, ворча на нас за позднюю покупку, рылся в коробках, я прочитал и постарался запомнить висевшую за стеклом бумажку вроде визитной карточки: «Продавец Козлов В.А., к.э.н.».
– «КЭН», – шепнул мне Алешка, – это кличка у него такая, да?
Не успел я ответить, как у киоска остановилась машина и из нее вышел толстый, носатый такой дядька с чемоданом средних размеров и постучал в дверь киоска:
– Виталик! Открывай, дорогой! – Голос его был добродушный, но повелительный, как у хозяина. Который собаку к ноге зовет.
– Секундочку, – вежливо отозвался Виталик, – обслужу молодого человека. – Протянул мне шоколадку и захлопнул окошко.
Потом отпер дверь и впустил носатого мужчину.
– Заходите, Гурген Ашотыч. Я уже закрываю.
– Мог бы и не спешить, подольше поработать. Как выручка?..
На этих словах дверь захлопнулась. И больше мы ничего полезного не услышали. Да и в услышанных фразах никакой ценной информации не содержалось.
Я попробовал хотя бы разглядеть что-нибудь в щелочку в окошке, но она была очень узкая и прямо за ней стояла бутылка с «Пепси», закрывая обзор. Мелькнули только руки, укладывающие в чемодан средних размеров пачки денег – выручку. Чемодан уже был набит ими доверху.
– Во всяком случае, – сказал я Алешке, – мы уже знаем его фамилию.
– Ага, – подхватил он. – И кличку подпольную. Кэн!
Я не стал его разочаровывать и не сказал, что «подпольные клички» на видном и людном месте вроде киоска не вывешивают. Но и у меня это загадочное слово «кэн» не выходило из головы.
– Теперь так, – скомандовал Алешка. – Проследим за ним до его дома, узнаем, где он живет, и установим за ним наружное наблюдение.