– Поверь, у моих родственников достаточно охраны, а встряхнуться им не помешает. Говорят, стресс помогает активизировать мыслительные процессы, – дерзко подмигнул мне он и коснулся подушечкой пальца моего подбородка. Потянулся ко мне и, прежде чем я успела уклониться, накрыл мои губы властным поцелуем.

Оцепенев от резко нахлынувших чувств, я едва дышала. Поцелуй, как яркая вспышка, лишил меня способности мыслить.

По коже против воли прокатилась волна тепла. Я задрожала. С губ слетел едва слышный изумленный стон. Я попыталась освободиться, но от этого внезапный поцелуй стал только настойчивее. Пытаясь справиться с захлестнувшими меня ощущениями, я таяла в его руках.

Теперь он осторожно и нежно касался губами моего рта, а его руки поглаживали мою спину и плечи.

Оторвавшись на мгновение, он обхватил ладонями мое лицо, и наши губы вновь слились в поцелуе. Его руки скользнули вниз, увлекая за собой тонкие бретели, лаская и поглаживая мои обнаженные плечи. Едва прикрытая тканью грудь постепенно твердела от его мягких прикосновений. Кожа горела огнем.

Вишневский резко привлек меня к себе. Теперь он целовал меня властно и уверенно, безжалостно царапая щетиной шею и плечи. Его горячее дыхание обжигало, лишая меня способности мыслить.

Я растворилась в новых ощущениях, дрожала от возбуждения, а он продолжал терзать мои губы и шею поцелуями…

– Летний театр! – прочистив горло, подчеркнуто громко произнес водитель такси и резко нажал на тормоз.

Вздрогнув, я подняла глаза на Вишневского. Несколько мгновений изумленно рассматривала его, пытаясь осознать произошедшее только что между нами, а потом, резко дернув ручку дверцы, выскочила на тротуар.

На миг обернувшись, я встретилась с пристальным взглядом глаз Вишневского. Такси тронулось с места и через несколько мгновений скрылось в полумраке.

Колючий ветер тут же ударил мне в пылающее лицо, будто отрезвляя. С неба срывался холодный дождь, ледяными иглами колол голые плечи и гнал меня вперед, к любому укрытию. Я дрожала так, что стучали зубы. Уже у подъезда споткнулась о декоративный камень и едва удержала равновесие.

Нащупав дрожащими руками звонок на подъездной двери, я начала отчаянно жать на него. Я солгала водителю, когда попросила отвезти меня домой, что живу рядом с Летним Театром. Здесь жила моя крестная.

– Ну, давай же, открывайся! – Потирая онемевшие от холода плечи, я зло хлопнула ладонью по звонку.

В голове все смешалось. Меня трясло, но вовсе не от холода. Шея и плечи горели от откровенных прикосновений Вишневского, губы припухли от его властных поцелуев, а внизу живота, несмотря на холод, разливалось неведомое до этого дня порочное тепло.

– Какой-то неправильный день! – в отчаянии выкрикнула я в пустоту. Кажется, мне и здесь не повезло: крестная не дома.

И вдруг домофон сработал.

– Кто здесь? – раздался настороженный женский голос.

– Это я, тетя Саша! Это Анна! Открой дверь, иначе я здесь замерзну! – громко проговорила я.

– Анна?..

Автоматический щелчок распахнул дверь подъезда, и я, зябко поеживаясь, юркнула внутрь.

Мамина сестра, тетушка Александра, не ладила с моим отцом. С тех пор как отгремела пышная свадьба отца и Бэллы, она ни разу не заглянула к нам в гости: слишком они с моей мамой были похожи, и это вызывало дикое раздражение у Бэллы. Наше с крестной общение сводилось к общению по телефону и к поздравительным открыткам. Ветеринар по образованию, тетка любила животных, и в ее квартире было полно нелегальных «жильцов» на передержке. Она и гостиную в квартире переоборудовала под клинику. Попавших в беду питомцев ей приносили круглосуточно, и она никогда никому не отказывала.