– Давайте, братцы, не сачковать. Здесь камбала знаете какая? До метра в диаметре. Есть и осетр, правда мелкий, не чета азовскому, но на уху сгодится. Про катрана, который здесь водится, я вообще не говорю, катранья печенка – лаком ство высшей пробы. Спускаем понтонный плотик, грузим на него все, что нужно для отдыха. И вплавь толкаем к берегу. Толкать будем мы с Юрой, ты, Аллочка, готовь акваланги.

– Нырять, конечно, будем с яхты? – спросила Алла.

– Пока да. Людей здесь нет, и вряд ли они появятся, но пустой яхту оставлять нельзя. Нырять будем по очереди. А потом, когда уха будет готова, подгоним яхту вплотную к берегу. Все, за дело…

Спустив на воду понтонный плотик, они перенесли на него пледы, полотенца, котел, треногу для костра. Спрыгнув вместе с Довганем в воду, Седов поплыл рядом с ним, толкая перед собой плотик. Бухта оказалась на удивление глубокой, он смог нащупать дно лишь метра за полтора до берега.

Вытащив плотик на берег, они тут же отправились собирать сухие сучья и валежник. Назад, к яхте, поплыли лишь после того, как возле сложенных вещей выросла гора засохших древесных веток и сухого кустарника.

К их появлению на борту Алла давно уже все подготовила. Седов и Глеб, натянув акваланги, закинув за спину баллоны с кислородом и взяв подводные буксиры, одновременно бултыхнулись с борта в воду. Уже под водой, включив фонарь подводного буксира, Довгань показал рукой: «Расходимся, плыви туда».

Под водой Седов в своей жизни плавал достаточно, но только с ластами, и лишь сейчас, развернувшись в указанную ему сторону и включив буксир, понял, как меняет это приспособление все ощущения в воде. Повинуясь еле заметному повороту рукоятки, буксир легко менял скорость, по желанию мог то ползти над самым дном, то увлекать за собой со скоростью шесть узлов мимо гигантских водорослей и подводных скал. Изредка Седов останавливался, разглядывая дно. Оно здесь было красивым, с огромными ракушками, морскими звездами, он даже один раз увидел застывшего у скал черноморского ската с колышущимися краями мантии. Свет фонаря привлекал мелкую морскую живность, и, когда он замирал на месте, рыбешки, в основном кефаль, подплывая по одной, собирались стайками у передней части буксира. Исходивший отсюда луч привлекал их как магнитом. Слабо шевеля плавниками, некоторые из рыб изредка резко перемещались, чтобы тут же снова надолго застыть в воде.

Новые ощущения под водой, всесильность буксира заставляли его чувствовать излишнюю легкость, невесомость. Порой это придавало привычным до того движениям с ластами неуверенность, и он решил не приступать к охоте, пока полностью не освоит управление.

Наконец, проскользив над обросшими водорослями скалами, многократно подплывая к поверхности, чтобы затем снова спуститься к самому дну, он решил опробовать в деле ружье.

Редкие стайки кефали, то проплывающие мимо, то застывающие у самого дна, он заметил давно. При виде одной из таких стай, задержавшейся над дном на сравнительно небольшой глубине, он выключил фонарь и подплыл на малой скорости. В стае держались две крупные, за полметра в длину, рыбины, и он, подняв ружье, тщательно прицелился. Кефаль – рыба не пугливая, мотор его буксира работал бесшумно, и ему казалось, стая его приближения не заметит. Но стоило ему повести ствол вслед за выбранной целью, как рыбы не спеша, но тем не менее достаточно быстро уплыли. То же самое произошло, когда он попытался приблизиться к другому остановившемуся над дном косяку.

Он понимал, что у него притупился навык подводной охоты, и, вспомнив, что кефаль любит ходить в толще воды, выключил мотор и отдался течению. В конце концов его терпение было вознаграждено, появившаяся стая замерла над песчаным дном метрах в пяти, так что ему осталось лишь выбрать самую крупную кефаль и выстрелить. Пробитая гарпуном рыбина затрепыхалась, взметая песок.