На него нахлынули школьные воспоминания. ОН припомнил ежегодный сбор макулатуры – Олимпийские игры его юности: сколько азарта, сколько сил и находчивости требовалось, чтобы отыскать горы ненужной бумаги; с какими жалобными глазами они выпрашивали старые книги и журналы, обходя квартиры, и с каким остервенением исследовали ближайшие помойки – и все лишь для того, чтобы класс стал первым. Чего только не сделаешь ради победы!

А сбор металлолома?!.. Какими чумазыми они с друзьями приходили домой, какие неподъемные железные бочки были стасканы со всего города в их кучу на школьном дворе, и скольких нужных и полезных механизмов недосчитались легкомысленные соседи, оставляя их без присмотра возле своих гаражей, – ведь каждый килограмм металла для пионера «на вес золота»! И все во имя успеха! Ах, как же победа сладка!

От школы дорога извивалась, сверкала в полуденных лучах черно-серыми камнями, затем вырывалась на пляж и исчезала в песке, чтобы вынырнуть сразу за чередой волн и, искрясь слепящими точками, исчезнуть за горизонтом.

На ходу снимая с себя одежду, не в силах сдержаться, словно влюбленный после долгой разлуки, ОН побежал по каменному молу, оттолкнулся от края и полетел, раскинув руки для объятий. Море зашипело в барабанных перепонках, словно откупорило бутылку шампанского вина, и приветствовало старинного знакомого; мелкие рыбы метнулись в сторону, но сразу же остановились, будто тоже признали своего, и продолжили насущные дела. Только теперь, в это мгновение, ОН ощутил, что наконец вернулся домой.

ОН уселся на горячий бетон, свесив ноги вниз; набегающие волны терли белой пеной его пятки, и казалось – время замерло. «Как часто мы представляем, что для счастья нужно очень много: какие-то неслыханные богатства, карьерные победы, дома, машины… – подумалось ему. – А ведь я сейчас в полной мере счастлив, не потратив при этом ни гроша! Бог справедлив, и всем раздал радости поровну, не обращая внимания на кошелек, ступеньку на социальной лестнице и табличку на двери, будь та поблескивающая золотом с перечислением титулов и заслуг или нарисованная краской на старой жестянке с указанием номера дома».

ОН возвращался другим человеком: не чувствовалась ни усталость дальней дороги, ни зной летнего дня, ни груз прошедших экзаменов – лишь легкость, физическое и душевное возрождение и желание идти дальше.

Городок был маленьким и, пожалуй, ОН мог назвать каждого по имени или, уж по меньшей мере, знал в лицо. Подходя к кирпичной арке, за которой начинался тенистый двор дома, брюнетка в белом сарафане и слезой, катящейся по щеке, невольно преградила ему путь. ОН никогда ее не встречал прежде, но эти синие глаза будто смотрели на него с самого детства…

Как и когда эта темноволосая девчонка, что жила по соседству, успела превратиться в пленительную женщину, остается необъяснимой загадкой, – но это случилось. Невзрачный кокон, с такой же бесформенной и неуклюжей гусеницей, пребывал в неподвижности и был спрятан до поры до времени под зеленым листом; и только внутри, за шелковым пологом, кипела волшебная работа всесильного мага: содержимое растворялось, перемешивалось и выливалось в новую форму, пока кокон в положенный час не разорвался; из него появилась изящная головка и, осушив на солнце мокрые крылья, в свет выпорхнуло удивительное создание, ослепляющее все живое своим великолепием, и с красотой которого сможет сравнится лишь другое такое же создание.

Стеснительная, с двумя косичками, в коричневом школьном платье, с аккуратно завязанным галстуком, синеглазая всегда проходила мимо, бросая украдкой пристальный взгляд, и застенчиво здоровалась. В те далекие годы девчонка была немногим моложе его, – впрочем, как и сегодня, – но разница в три года для ребенка – непреодолимая пропасть! Ну, о чем можно говорить с персоной, которая впервые идет в школу, когда тебе уже десять?! – это бездна, что разверзлась между стариком и младенцем; это планеты с разных орбит; это бессмысленный диалог на разных языках; это лекция по высшей математике, блестяще прочитанная академиком на детском утреннике!