– И будем лицемерить? Изображать друг перед другом раскаявшихся грешников? Или что?! Как ты себе представляешь это? И зачем? Я не могу, Кирилл, разве ты не понимаешь?

– Ты совсем меня не любишь?

Что я могу ответить на этот вопрос? Как я могу ответить «не люблю»? Как я могу сказать это человеку с Лёниным лицом…

Что я вообще могу ответить?..

Я не ответила. Я переселилась обратно в общежитие. Мила с Серёжкой сняли квартиру, и комната, в которой мы когда-то жили с Лёней такой скудной и такой счастливой жизнью, вновь была в моём распоряжении. Правда блок оставался мужским, но в комнате на двоих так и обитали безобидные вьетнамцы.

Опять отсутствие горячей воды, хождение пешком на шестнадцатый этаж, но здесь, в этих стенах, на этой «олимпийской» кровати, на стульях, что мы когда-то ещё в серой упаковочной бумаге, обвязанные шпагатом, несли сюда, в этом маленьком телевизорике, здесь сохранялся отпечаток Лёни, нашей с ним жизни, нас с ним. И мне было невыносимо больно каждый день, каждую минуту, каждую ночь. Я считала дни, ожидая окончания трёх месяцев…

Кирилл каждый день приезжал в роддом, где я работала теперь через день, а с началом учебного года стану работать ночь через три, как когда-то Лёня. Кирилл приезжает и в общежитие по утрам, чтобы отвезти меня на работу. Кирилл каждый день уговаривает меня быть с ним, хотя бы просто вернуться в квартиру, просто делить с ним кров. Он приходит и сюда, он обнимает меня, это всё, что я могу позволить себе и ему.

Это то, чего я хочу сама. Хочу ощущать его тепло, его близость, его присутствие. Он как матрица Лёни. Наверное, если бы не было его, я вообще не выдержала бы этой новой реальности.

Сегодня суббота, Кирилл приехал рано, застав меня только что из душа.

– Что тебя принесло в такую рань, ты же по выходным не встаёшь раньше девяти-десяти, – удивилась я его раннему появлению.

– Поедем в Серебряный бор, искупаемся?

– У меня купальника нет.

Он засмеялся.

– Чего ты?

– Я знал, что ты это скажешь. И что купальника у тебя нет. Я купил тебе купальник, Лёля.

– Всё про меня знаешь, да?

– Конечно, – самодовольно улыбнулся Кирилл.

Мы поехали в Серебряный бор, по дороге он оживлённо рассказывал, что было на днях у него на кафедре, как поссорились два аспиранта из-за темы. Один пригрозил уехать в Канаду, если ему не дадут темы…

– Почему тебя это смешит? – удивилась я. – Учился бесплатно здесь, а теперь поедет в Канаду, где и диплом-то его не признают…

– Не воспринимай всё так серьёзно. Куда он поедет, кому он там, к чёрту, нужен, в той Канаде.

– Так он и тут никому не нужен, вот и…

– Это от внутренней пустоты, – уже не смеясь, серьёзно сказал Кирилл, – ты же не думаешь, что не нужна никому.

Я посмотрела на него. Это было бы глупым кокетством говорить, что я не нужна никому… Да и в работе я вовсе не чувствую себя ненужной. Напротив, я знаю, что полезна, хотя не умею ещё ничего, но я научусь… И я хочу помогать и помогаю.

– Знаешь, что я услышал на днях, хождение имеют кассеты с записью Алёшки с его ребятами. Их «Лютер».

– Кассета? – вот это да! Было чему удивиться. «Лютер» на кассетах…

– Да, представь! Не студийная, довольно дрянного качества, но слушать всё же можно.

Неужели, это та, что они с ребятами записывали не всерьёз в «гараже». Кто ж распространил? Юрка, должно быть… И не спросишь, они на сборах сейчас с Серёгой…

– Они талантливые ребята. Особенно наш. Людям нравится. Я видел, как вашим ребятам нравится в институте, когда на втором курсе вы играли в КВН.

– Ты видел?! Ты был тогда? – удивилась я. – Я только дядю Валеру помню в тот день.