– Рита где?

– Так, понимаешь, на юг она укатила.

– Как так? Почему меня не дождалась?

И тогда Любовь Елизарьевна, тяжело вздохнув, решительно сказала:

– Ты проходи, чего в дверях торчать? Сядь и слушай. Рита уехала не одна, а со своим мужем. В августе они расписались. Медовый месяц у них.

Ошарашенный Витя услышал, что муж Ритин в свои тридцать лет уже начальник управления МИДа, очень перспективный, ухаживал эффектно, катал на собственных новеньких «жигулях», задарил парфюмом из «Берёзки», задурил девке голову за две недели.

– А когда мы с Риточкой были приглашены в его просторную квартиру ну с совершенно необыкновенной, по-моему чешской, планировкой, обставленной самой модной и, я тебе скажу, недоступной для простого человека мебелью, вопрос решился сам собой. Свадьбу сыграли в ресторане «Седьмое небо»! И гости-то все солидные, высокопоставленные люди. И денег-то надарили, подарков дорогих!

Тут Витя не выдержал:

– А вы-то, Любовь Елизарьевна, вы-то как могли это допустить?!

Поджав губы, несостоявшаяся тёща ответила:

– А я своей дочке не враг! Не обижайся, но что ты из себя, собственно, представляешь? Собираешься до пятидесяти лет за мячиком гоняться? Ни кола, ни двора, ни будущего! А Рита с Геной уже сейчас всё могут себе позволить.

– Ну что ж, насильно мил не будешь. – Витя поднялся.

– Не расстраивайся, вы ведь можете остаться друзьями, ты приходи к ним в гости. Гена хорошо играет в шахматы.

По законам античности Герой бессилен перед Роком. С таким предательством парень не сталкивался ни разу. В глазах потемнело, сердце выпрыгивало из груди, он не мог владеть собой.

– Не надо мне, как собачке, рубить хвост из жалости по частям! Кончено, значит, кончено!

Витя бросил букет на кресло, широкими шагами промаршировал к выходу, хлопнул дверью и сбежал по лестнице. Как добрался домой, не помнил.

В этот вечер он решил напиться «с особой жестокостью и цинизмом», как любил говаривать его покойный дед. Родителей дома не было: они тактично удалились на дачу в Зелёное, полагая, что после предложения руки и сердца молодым захочется побыть вдвоём.

Витя достал из холодильника бутылку ледяной водки, пил и плакал. С трудом проглотил кусочек сыра. Было ощущение, будто он ест мыло… Жизнь без Риты казалась пустой, пошлой и бессмысленной. Чувствовал себя он просто отвратительно: кровь стучала в висках, затылок ломило от боли, противно ныло сердце. Жить больше не хотелось. Сам себя не помня, в верхнем ящике комода нашёл отцовский именной пистолет, сел за стол, приставил ствол к виску и спустил курок…

Когда утром родители вернулись домой, увидели страшную картину: голова сына в луже крови лежала на столе, невидящий остекленевший взгляд застыл на Ритиной фотографии.

На фронте Александр Александрович видел многое, в обморок не упал и, нащупав на шее сына нитевидный пульс, на негнущихся ногах побежал вызывать скорую и милицию. В больнице констатировали: жить будет, а вот видеть – неизвестно.

Молодой организм справился. Но домой из больницы вернулся как будто другой человек – вялый, апатичный, пить-есть отказывался, ни с кем не разговаривал, и бедная Анна Никифоровна на всякий случай спрятала все режущие и колющие предметы в доме. На правом виске навсегда остался некрасивый шрам и след от ожога.

Город жесток к старикам и инвалидам. Пандусов тогда не было и в помине, звуковых светофоров тоже. Мать, пытаясь хоть чем-то скрасить безрадостную жизнь сына, часами готовила на кухне. Несколько раз в неделю они выходили на прогулку, обходили двор по периметру и сидели на скамеечке у подъезда. Остальное время молодой активный парень, живой как ртуть, вынужден был неподвижно сидеть в четырёх стенах, целыми днями слушая радио. Перед глазами крутились вереницы цветных видений, которые, будто вращающиеся двери, уводили его всё назад и назад. Школа, бестолковые одноклассники, зелёный футбольный газон, тренер Илья Петрович Терехов, стадион, гаревая дорожка, знакомый двор, жасмин, звёзды, полные Ритины губы, пронзительные васильковые глаза, кольцо, выстрел… Сильные чувства затягивали комнату дымным флёром, лишали её света, воздуха. Что это были за чувства? Отчаяние, любовь, ненависть, горькое сожаление? Только позже удастся дать им имена.