Ужин проходит как всегда. Мы садимся в зале, включаем какой-то фильм про супергероев, болтаем, уплетаем за обе щеки вкуснейшие, хоть и такие простые блюда… Взгляд случайно падает на часы, и я в ужасе осознаю, как пролетает время. Хочется подольше вот так посидеть, и чтобы никуда не надо было торопиться. Но не вариант. И я начинаю подгонять Жеку и Ксюню.

– Сынок, иди сложи рюкзак. Ты точно всю домашку сделал?

– Ну естественно, мам, – закатывает глаза старшенький.

– Ну простите-извините, что лишний раз у вас поинтересовалась…

Сын смотрит на меня скучающим взглядом – типа: «Ну всё, сейчас будет концерт?» Но я не хочу тратить ни минутки на лекции и нотации и просто треплю его шевелюру. Прошу, чтобы унёс всю посуду и замочил, прибрал свою комнату и почистил зубы. Сама иду с дочей – помочь ей почистить зубки, а потом мы уединяемся в ее комнате и читаем книжку.

У Ксю куча вопросов, а я слегка подтупливаю – сказывается вино и раннее пробуждение. Не могу сосредоточиться и нормально объяснить дочери, как её любимая русалочка Ариэль писала и как ела промокшую еду. Хаотично ищу в мозгу хоть что-то, чтобы успокоить любопытство малышки, но выходит плохо. В итоге отвечаю, что раз русалки всегда живут в воде, то даже не замечают, как писают, ведь они всё время мокрые. Самое главное, чтобы не последовал вполне логичный вопрос: а как же они тогда какают. Слава богу, об этом Ксюня не спрашивает. С едой попроще. Объясняю, мол, пищеварение у русалок устроено так, что им можно есть только мокрое. Уф-ф, вроде худо-бедно справилась. Вижу на её мордашке задумчивое выражение. Кажется, завтра из садика дети вернутся с новыми знаниями о русалках, ну да ладно.

Крепко обнимаю дочку, говорю, что сильно-сильно её люблю, и желаю спокойной ночи. Кладу под бочок её любимого замурзанного котенка и закрываю дверь.

Как только выхожу в коридор, понимаю, что предстоит разговор с сыном. Сердце начинает ныть, но я говорю себе, что должна быть сильной и не падать духом. В конце концов, все мы знали, что это случится очень скоро, и Жека в том числе.

Аккуратно открываю дверь к нему в комнату. Сын лежит на кровати, вытянув длиннющие ноги. Волосы взъерошены наушниками, голова двигается в такт музыке – наверняка рэп, он его обожает. На экране телефона – ВК.

Сдвигаю с одного уха наушник:

– Всё, закругляйся. Пиши всем своим юным поклонницам, что тебе пора баиньки, и выключай музло. Ставь гаджеты на зарядку и – спать.

– Ну ма-а-ам!

– Даже не начинай! Время пол-одиннадцатого, нам рано вставать, – изрекаю тоном, не терпящим возражений.

Жека ворчит, как старик, вздыхает, но всё же выполняет все распоряжения и, наконец, укладывается. Я понятия не имею, как завести разговор, и просто начинаю:

– Сына, я сегодня звонила бабушке с дедушкой. Деду всё хуже… Скорее всего, это конец. Сейчас его самочувствие будет только ухудшаться, и скоро его не станет… Это очень грустно. Но мы же знаем, какая это болезнь. Думай о том, что ему станет легче, он будет в лучшем мире…

Замолкаю, пытаясь сглотнуть ком в горле, и вижу, как у сына наворачиваются слезы. Он сникает на глазах.

– Вообще не представляю, как буду жить без дедушки… Я так привык, что он у меня есть… – слышу я сдавленный голос.

Ребёнок сейчас выглядит раненным в самое сердце… Мне невыносимо смотреть на его муки. Моя душа плачет. Подхожу к нему, обнимаю. Мой любимый сынуля уже с меня ростом, а всё же очень хрупкий. Глажу его по спине и, сдерживая слезы, объясняю, что у каждого человека свой срок и каждый после ухода остаётся жить в нашей памяти навсегда. Прошу не убиваться из-за этого, хоть и ясно, что просьба невыполнима.