Фак, забыла про белье! Бегу развешивать постиранные с утра вещи. Рокси поскуливает и заглядывает в глаза – ждёт, когда прозвучит заветное слово «гулять!». Но я пока не могу всё бросить. Придётся немного потерпеть, моя девочка. Со скоростью электровеника доделываю домашние дела и натягиваю штаны «для леса». Едва их увидав, Рокси начинает сходить с ума. Она уже знает: если я надеваю эти штаны, её ждёт беготня среди деревьев и поиск мышей – а это её страсть. Терьерша сутками готова рыть норы, подобно маленькому бульдозеру.

Беру с собой рюкзак, предварительно забросив туда воду, зонт и куртку, закрепляю на талии пояс с собачьими вкусняшками, запихиваю в уши наушники, и мы с псиной под музыку, слышную только мне, бежим в лес. Благо тот находится в пяти минутах от дома. Буквально одна-две песни, и мы на месте.

Отцепляю Рокси. Она сразу же прижимает морду к земле и начинает вынюхивать норы. Я пытаюсь отдышаться и жду, когда собака выберет место для раскопки.

А вот и оно! Когда Рокси принимается увлечённо рыть ближайший пригорок, я понимаю, что это надолго. Усаживаюсь на рюкзак, достаю телефон, звоню маме.

– Привет, мамуль, ну как ваши дела?

– Привет, доча. Да не очень, папуле всё хуже…

Моё сердце тут же придавливает привычная серая тяжесть. Отец давно болен, у него рак в последней стадии, и все мы понимаем, что рано или поздно это произойдёт – ему станет хуже, а затем папы не станет… Это так странно: человек с виду абсолютно здоров, бодр и работоспособен, но все вокруг и он сам понимают, что внутри его организма растёт убийца и процесс необратим… Что с этим всем делать – непонятно.

– Может, у него ковид? Какие симптомы?

– Скорее всего, нет. У него с животом проблемы начались, почти ничего не может есть, и, естественно, слабость.

– Ясно. Когда вы приезжаете?

– Взяли билеты на среду, будем в четверг. Встретишь?

– Да, конечно!

Какое-то время сомневаюсь, стоит ли позвать папу к телефону. Решаюсь, зову.

– Привет, папуль, ну как ты? – бодро спрашиваю я.

– Привет, доча. Да не очень. Живот болит, и почти ничего не лезет… – в его словах сквозит печаль. Отец всё понимает. Все всё понимают…

– Блин, может, тебе пропить бактерии? А смекту пробовал? – пытаюсь хоть что-то предложить, хотя и понимаю, что впереди самое страшное – начало конца…

– Да попробую, но что-то ничего не помогает… Температура поднялась, не особо высокая, но скачет…

– Может, ковид где-то схватил?

– Да всё может быть… Но хрен его знает…

– Ну ладно, ты не унывай, лечи свой желудок! А у меня аренду подняли, буду съезжать, – пытаюсь отвлечь себя и папу от невеселых мыслей, но не особо получается. Чувствую грусть в его голосе, и ничего не могу с этим поделать. – Маринка пообещала помочь, Жека, как обычно, не хочет делать уроки, Ксюня вредничает по утрам, а муж весь в работе, всё как всегда, – торопливо делюсь я новостями.

– Ясно…

Пауза. Я понимаю, что отцу сейчас не до меня. Так хочется ему помочь, подобрать нужные слова, но я не могу. Не знаю, что сказать, о чём спросить, чего пожелать… Такой ситуации у меня в жизни ещё не было, поэтому просто говорю:

– Ну, ладно, пока-пока, до четверга, – и кладу трубку.

Некоторое время тупо сижу и смотрю в никуда, пытаясь переварить всё навалившееся. Мне тяжело. Будет ещё тяжелее. Но в основном я просто растеряна. Не знаю, что мне делать и как правильно себя вести. Я прекрасно понимаю, что папы скоро не станет и мне нужно сказать ему что-то важное. И в то же время осознаю, что это нереально.

У нас с отцом никогда не было близких отношений, разговоров по душам, сюсюканий и признаний в чувствах. Он говорил только тогда, когда ему хотелось что-то рассказать, даже если мне это было не интересно. Но слушать не любил. Был очень строгим, я бы даже сказала – бешеным. И уже с детства я понимала, что лучше его не злить, дабы не вызвать вспышку гнева.