Демидов оглядывал высокие потолки, изогнутые линии подвесных конструкций с подсветкой. Блики от многочисленных светильников весело плясали, отражаясь в лакированном паркете и полированных завитушках на мебели.

«Как в дворянском особняке-музее. Что-то не так. Что-то не вяжется…», – напряжённо размышлял он. – «Слишком чисто. Слишком роскошно. Что-то тут лишнее, выбивается из обстановки. И это – хозяева квартиры!».

Квартира на третьем этаже, Демидов рассеянно посмотрел в окно: в редкой листве обледенелого тополя воробьиная возня. Вдруг в окно ударилась птица, и Толик вздрогнул.

«Нервы совсем ни к чёрту! Соберись!».

– Татьяна Сергеевна говорила, у вас все документы и медкарты на руках. Позволите ознакомиться? – вежливо осведомился он, стараясь отогнать мрачные мысли. – Так сказать, чтобы обеспечить своевременную помощь, у нас принято вести пациентов.

– Да, сейчас принесу, обождите! – суетливо махнула рукой старуха, прошуршала в комнату и вернулась с несколькими толстыми папками и тетрадями.

Вдруг в прихожей резко провернулся замок, грохнула железная дверь, и требовательно зазвенели ключи. Потом послышались, приближаясь, шаркающие шаги. И в столовую медленно переставляя и почти не отрывая ног от наборного паркета вошёл очень старый мужчина.

Толик сразу подумал, что в нём тоже есть что-то птичье, но не от уютного голубя, глупого гуся или надутого индюка, а, скорее, стервятника, падальщика. Как и у жены, кожа морщинистая и покрыта пятнами. Лысая голова в расплывчатых родинках и редких седых волосках, длинный крючковатый нос, будто клюв. На дряблой шее при ходьбе болтались складки, как у пеликана-пенсионера.

– Вот, это мой Дормидонт Иванович! – обрадовалась хозяйка, неловко обнимая его и смущаясь, как юная невеста на выданье. – Опять перчатки посеял, миленький?

«Спины и суставы уже не гнутся и плохо двигаются. Интересно, а как они занимаются…», – Танька не закончила мысль.

– Здравствуйте, милая барышня Таня! Жена напоминала о вашем визите, – старик пожевал губами, чуть пожимая пухлые пальчики Симоновой, у которой по спине пробежали мурашки: прикосновение ледяных рук почему-то напомнило ей о липких сырых куриных лапах из холодильной камеры на рынке. – А вот о госте меня не предупредили.

Из-под седых косматых бровей он метнул ревнивый взгляд на Демидова.

– Этот молодой человек – медик, Доренька, – нежно погладила его по костлявому плечу жена. – Садись, пора чаем полакомиться. Уж вечер на дворе!

Вишнёвое и абрикосовое варенье были поданы в высоких плоских блестящих вазочках. Сахарница и сливочник в металлических кружевах. Десертные тарелочки с ломтиками сыра и мясной нарезкой. Поблёскивала элегантная двухъярусная этажерка с финиками и орехами.

«Это что же, всё из серебра?!» – очумело соображал Толик, когда Гедиминова поставила в центре стола блюдо с круглыми пышками, политых аппетитным соусом.

– Красота какая! Запахи обалденные! А что это? – сделала Танька большие глаза.

– Заварное петишу с шоколадным бешамелем! Несложная выпечка, – скромно потупилась Глафира Пафнутьевна. – Это так, на каждый день, обед четвёртого разряда, еда простая и непритязательная.

– Глашута моя такая затейница и рукодельница! – с гордостью выпрямился Дормидонт Иванович.

– Ой, что это ты клинья подбиваешь!? – старуха кокетливо прищурилась и тут же сменила милость на гнев, с подозрением вглядываясь в лицо мужа: – Снова на скачках был, миленький? Опять, небось, проигрался?

– Удачлив я, только когда ты рядом со мною, – Гедиминов галантно чмокнул женину руку.

– Гадость эти тотализаторы с животными! – недовольно поджала губы его жена, отдёргивая пальцы.