Владимир на минуту задумался о том, как назвать сборник своих новелл. ««Сон в летнюю ночь»? Хм? Нет, такое название уже было у Шекспира. Черт! Надо придумать что-то другое. «Сны моих друзей»? Как-то тривиально… «Путешествия во снах?» Нет… Лучше «Блуждание во снах». Ладно, оставлю пока так. Может, потом изменю название».

На титульном листе он размашистым почерком написал заголовок. И взял другой лист. Снова задумался.

«Первую главу я посвящу описанию приключений господина Булкина, моего верного друга».

Владимир сосредоточился и начал вспоминать рассказ Макара. Незаметно он увлекся. В комнате стояла полная тишина, только перо едва поскрипывало, выводя буквы на бумаге. Откуда-то, со стороны поля, потекла знакомая Лунная соната Бетховена. Музыка звучала негромко, но Владимир хорошо знал и любил эту мелодию. Луна таинственно освещала ровные строчки, серебрила каждую букву. Лунный поток струился так мощно, что казалось, по нему можно прогуляться пешком. Владимир с наслаждением писал первый абзац. За ним пошел и второй. Буквы тянулись сами, будто ткались из лунного луча и густых фиолетовых чернил. Никогда еще его творчество не было овеяно такой волшебной атмосферой. Казалось, что сами музы едва дышат от блаженства. Оторвался он от бумаги лишь тогда, когда исписано было полных три листа. Владимир решил перечитать то, что у него получилось. Он пробежал глазами первый и второй абзацы. В этот момент музыка за окном утихла. А лунный свет стал чуточку тусклее.

Владимиру не понравилось то, что он написал. Начало рассказа выглядело нелепо, повествование казалось немного скомканным. А сам текст выглядел плоским.

«Как сделать текст объемнее? – подумал Владимир – Здесь, на бумаге, вышло все слишком плоско. А должно быть более объёмно, образно и выпукло как-то. Да, черт! Как это сделать? Мне нужен объем!»

После этих слов раздался странный шум. Заложило уши. Неожиданно вся обстановка его комнаты пришла в хаотичное движение. Вещи стали расти прямо на глазах, делаясь выше, шире и объемнее. Стол, за которым он сидел, вдруг вырос до размера слона и раздулся так, словно его деревянная субстанция стала резиновой. Таким же образом увеличилась и вся другая обстановка спальни. Ободрав спину бурным ростом, позади разрослась кровать. Владимир снизу поглядывал на светлую гору простыней. Она казалось ему огромным белоснежным айсбергом. Слева от него возвышался гигантский стул. Потолка самой комнаты и вовсе не было видно. Очевидно, он заканчивался где-то в темноте звездного неба. Окно расширилось до немыслимых размеров, и Владимиру чудилось, что он висит в какой-то невидимой точке вселенной. А прямо перед ним, желтковым боком, выпирал край зловещей луны. Мнилось, протяни руку, и дотянешься до ночного светила. Мало того, в темноте довольно явственно обозначились исполинские холмы, от которых шло лиловое сияние. Эти холмы походили на гигантскую гребенку цветных барханов, убегающих в направлении к Секвойевой роще. Лавандовые поля и лес вспучились от неведомой внутренней силы. Весь прежний пейзаж, привычный и правильный в своей форме, теперь походил на изломанную декорацию. Смешались звуки, цвета, ароматы. Владимир смотрел на искаженное пространство и боялся пошевелиться или вздохнуть. От каждого его вздоха дышали и колыхались надутые предметы. Махнев затаился. Потянуло свежестью. Рядом с ухом невинно застрекотал сверчок.

«Да… постарались вы с объёмчиком! Нечего сказать! Получилось выпукло! А ничего, что я совсем не это имел в виду?»

Он тихонько чертыхнулся.

– Я имел в виду объем текста, его красоту, а не что-то иное. И-эх!