При всей своей внешней приверженности к русским началам Шишков был твердым сторонником сохранения крепостного права. Вероятно, он полагал, что если не все, то большинство помещиков относятся к крестьянам должным образом, то есть примерно так, как помещик Гринев к Савельичу в повести Пушкина «Капитанская дочка». Он был и противником народного образования, хотя занимал пост министра народного просвещения с 1824 по 1828 гг. Обучать грамоте весь народ, по его мнению, принесло бы более вреда, чем пользы: «Наставлять земледельческого сына в риторике было бы приуготовлять его быть худым и бесполезным или еще вредным гражданином».

Нельзя сказать, что его сентенции являются проявлением крайней реакции и негативного отношения к народу. Просто то образование, которое получали дворяне, по наблюдениям Шишкова, вместо служения Отечеству прививало презрение к нему, что впоследствии совершенно ясно выразил профессор Московского университета, а потом политический эмигрант В. С. Печерин. Поневоле вспоминаются его стихи, написанные в 1830-х гг., то есть во времена активной творческой деятельности Лермонтова:

Позднее на склоне жизни он напишет в своих мемуарах: «Моя судьба висела на волоске. Не будь матери, которая непременно хотела мне дать наилучшее воспитание, отец давно уж бы записал меня в военную службу, а там я уж несомненно бы погиб и физически, и нравственно» [6]. Удивительно, но почему так не считали многие деятели российской науки и культуры, служившие в свое время офицерами – по подсчетам современного русского историка С. В. Волкова их было немало, а в отдельных сферах деятельности они составляли до половины от общего числа [7]. И это притом, что численность офицеров в России была незначительной – сотые доли процента от общего количества населения.

Таким образом, победа в Отечественной войне приветствовалась далеко не всеми – и не только вне границ России, но и внутри ее. Отсюда и путь к «смердяковщине» – крайнему русофобскому течению в общественной жизни страны, названному так по имени Павла Смердякова, одного из персонажей романа Достоевского «Братья Карамазовы». Его знаменитый монолог («Я всю Россию ненавижу… В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, отца нынешнему, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки-с») в той или иной степени отражал мысли и чувства определенной, но достаточно влиятельной части русского дворянского сословия.

Эта болезнь, «смердяковщина», никуда не исчезла, более того, она расцвела в современной России. Вот как пишет, например, некто В. А. Брюханов в своей, полной исторических подтасовок, книге «Заговор графа Милорадовича»: «Остается только посожалеть, что в 1812 году потерпела поражение не Россия – пусть даже это и вызовет обвинения в антипатриотизме! Ведь в 1812 году Наполеон вовсе не угрожал самому существованию русского народа, как в 1941 году Гитлер, не говоря уже об отношении нацистов к поголовно истребляемым евреям и цыганам! Основное, что Россия могла утратить в 1812 году – это крепостное право» [8]. Вот так повторяет все тезисы Смердякова так называемый российский историк, живущей в Германии.

В чем причины этих антагонизмов, которые красной нитью проходят через всю историю России? Достаточно вспомнить, что русская цивилизация и Запад при всей их кажущейся внешней близости всегда были противниками, начиная со времени разделения христианской церкви на католическую и православную. Слишком различались и различаются их ценности и смыслы. При этом, безусловно, нельзя сводить понятие «русский» к национальному, конфессиональному или этническому признаку. Оно всегда носило и носит цивилизационный характер, хотя русская цивилизация и была основана на православной вере. Интересно, что Наполеон часто подчеркивал эту особенность русских, называя Александра I «лукавым греком», поскольку именно Россия стала наследницей погибшей Византии. Поэтому многие обрусевшие иностранцы переходили в православие, хотя никто их к этому не принуждал и, наоборот, достаточно часто «оевропеившиеся» русские принимали католическую веру, как тот же Печерин, или переходили в протестантизм.