Дочь Громыко на всю жизнь запомнила рассказ отца о том, как его отправили в командировку на Украину:

«Идет он по дороге из одного села в другое, а навстречу – вереница телег, запряженных лошадьми. На телегах домашний скарб, дети, старухи. Мужик с женой шагают рядом с лошадью.

– Куда путь держите? – спрашивает папа мужика.

– А куда глаза глядят, – отвечает крестьянин.

Деревня разорялась».

Михаил Андреевич Суслов был свободен от таких переживаний.

Люди чувствительные в ту пору политической карьеры не делали; требовались натуры холодные и равнодушные к чужим страданиям.

Кого Суслов вместе с московской бригадой вычищал из партии?

«Классово чуждые, враждебные элементы, обманным путем пробравшиеся в партию, двурушников, перерожденцев, сросшихся с буржуазными элементами…»

А в городе тогда покончили с нэпом. Ликвидировать частника, а с ним свободную торговлю и остатки рыночной экономики оказалось делом несложным. Последствия не заставили себя ждать – магазины опустели. 14 февраля 1929 года решением Политбюро в стране ввели продуктовые карточки.

Кандидат в члены Политбюро нарком внутренней и внешней торговли Анастас Иванович Микоян констатировал: «Отвернули голову частнику. Частник с рынка свертывается и уходит в подполье, а государственные органы не готовы его заменить».

Потом Суслова отправили в Черниговскую область, где выявляли националистов: «В момент разгрома главных сил украинского национализма эти люди ограничились лицемерным признанием своих ошибок, а на деле сохранили свои националистические взгляды».

Сталин, возлагавший большие надежды на ведомство контроля, говорил на заседании Политбюро:

– У нас был госконтроль, но мы его раздолбали. Сделали попытку провести весь рабочий класс через школу государственного управления – рабоче-крестьянскую инспекцию. Эти попытки не увенчались успехом. Это дело оказалось непосильной задачей. У нас оба контроля – и партийный, и советский – захирели. Надо просто хорошо учитывать, хорошо считать то, что у нас есть. Контролеры должны учитывать материальные и финансовые ценности, контролировать расходы. Скрытое надо выявлять. Контролерам нужно дать большие права.

В какой-то момент Суслов не выдержал этого инквизиторства или просто устал – и попросился на преподавательскую работу. Поначалу его не отпустили, но в сентябре 1936 года разрешили поступить на второй курс Экономического института красной профессуры; это высшее учебное заведение готовило идеологические кадры, в том числе преподавателей новых общественных наук. Институтом ведал отдел пропаганды и агитации ЦК.

Но проучился Михаил Андреевич всего год. Осенью 1937 года его неожиданно вызвали в ЦК и сообщили о переводе из Москвы в Ростов-на-Дону. Поставили в обкоме заведовать отделом руководящих партийных органов. Новое назначение могло показаться понижением – из столицы на периферию. Но это было не так: столичных партийцев тогда постоянно командировали подальше от Москвы.

«ЦК играет человеком» – написал некогда поэт Александр Безыменский. Мой дедушка, чью судьбу я невольно сравниваю с судьбой героя книги, поскольку они практически ровесники, прошел такой же путь.

Владимир Млечин:

«Меня вызвали в ЦК партии, сообщили, что есть решение мобилизовать двести коммунистов для укрепления промышленных районов страны. Мне предложили на выбор: Харьков, Брянск и, кажется, Баку. Я выбрал Брянск.

Ответственный секретарь губкома партии Александр Николаевич Рябов (впоследствии он работал секретарем Замоскворецкого райкома в Москве, затем его перевели в профсоюзы, а в 1938 году расстреляли) закончил беседу коротко: