Уже тогда в нарождавшейся риторике белорусского национализма русские (великороссы) представали как народ принципиально чужой в историческом, этническом и культурном отношении. Поэтому традиционное русское самосознание православных белорусов, история которого простирается от эпохи Средневековья до Новейшего времени, также воспринималось националистами как нечто чуждое, враждебное, пришедшее извне, от имперских «русификаторов» и их пособницы Православной церкви.

Главным политическим и культурным конкурентом националистов являлись православное духовенство и местная западно-русская интеллигенция. Представители указанных социальных групп были ведущими носителями публичного дискурса о едином русском народе, состоящем из белорусов, великороссов и малороссов, и его общем историческом прошлом. Этих-то многочисленных внутренних противников маргинального белорусского национализма и нужно было представить как проводников веры, идей, ценностей и культуры чужого белорусам русского (великорусского) народа.

Столь же ревностно отвергали националисты и результаты научного творчества западно-русской историографии, филологии и этнографии, которые были представлены именами таких известных ученых, как М. Коялович, И. Чистович, П. Жукович и Е. Карский. Фундаментальным трудам этих признанных специалистов, которые в своей исследовательской работе исходили из научно обоснованных представлений об этническом единстве белорусов, малороссов и великороссов, белорусские националисты смогли противопоставить лишь книжку В. Ластовского “Кароткая гісторыя Беларусі”, изданную в 1910 г.

Этот интеллектуально примитивный, псевдоисторический опус содержал основной националистический тезис о «белорусском народе», который якобы действовал, по словам «свядомых” историков, в качестве «самостоятельного субъекта исторического процесса»21. Так было положено начало формированию исторического нарратива, изначально оказывавшего непосредственное воздействие на становление идеологии этнического национализма, процессу, который продолжается и доныне.

Вот, например, как выглядит исторический нарратив, обслуживающий идеологию этнического национализма в начале XXI столетия. По словам одного из историков, в современной Белоруссии “существуют две историографии: национальная, которая создаёт субъектную историю страны, это значит – видит белорусский народ субъектом собственной истории, … и колониально-российская историография, которая пишет историю Беларуси, исходя из интересов другой страны”22.

Приведенная цитата удачно характеризует ситуацию «бесконечного тупика» мифотворчества, в который уверенно вошли первые производители «субъектной истории страны» еще в начале XX века. Прошло уже более ста лет. Однако, в среде создателей новой «национальной» историографии по-прежнему господствуют интеллектуально инфантильные представления о том, что профессиональная работа историков должна служить интересам «белорусского народа». В противном случае они попадут в тенета «колониально-российской историографии» и станут служить интересам «другой страны».

Причина столь удручающего инфантилизма заключается в том, что длительное пребывание в состоянии национальной “свядомасці” становится неодолимым препятствием для усвоения навыков научной рефлексии, необходимой для профессионального становления исследователей в области гуманитарного знания. В результате, “свядомыя” историки (исключаем случаи циничного приспособленчества к существующей политической коньюнктуре), оказываются не состоянии критически осмыслить “социально ориентированную практику» создания «субъектной истории страны».