В городе чтут своего славного земляка Михаила Девятаева. В деревянном здании с кирпичной пристройкой, возведенном на месте дома, в котором он родился и жил, создан музей: в самом здании – мемориальная комната с обстановкой крестьянского быта 1920—1930-х годов, в пристройке – экспозиция, посвященная подвигу Девятаева. Среди экспонатов – подлинные одежда и обувь узника концлагеря Заксенхаузен, письма, награды, фотографии, документы…
Но вернемся в Торбеево 1944 года…
Мать Михаила Девятаева, Акулина Дмитриевна, пока ничего не знает о похоронке, которая лежит в военкомате… Ее еще не принесли. Акулина Дмитриевна молилась за своего единственного теперь, после погибших старших сыновей, пока что живого, как казалось ей, сына Михаила. Она даже не знала, где он сейчас, – Михаил писал редко и никогда не упоминал, в каких краях воюет. А может, и упоминал, да военная цензура вычеркивала…
Она все еще шепчет перед иконой:
– Спаси, Господи, раба твоего воина Михаила. Огради его силою животворящего креста твоего…
А где-то далеко-далеко, под городом Львовом (где Торбеево и где тот Львов?), лежал бездыханный ее Мишутка, Мишаня, Михаил, старший лейтенант Девятаев.
С каждым словом материнской молитвы мертвенное, в кровоподтеках лицо распростертого летчика оживает: вот дрогнули веки, приоткрылись глаза, шевельнулись запекшиеся губы.
Жив… Живой…
И никакого кино. Все так и было на самом деле.
А теперь на допрос!
Плен… Немецкий… Беспощадный…
Сотрудники абвера питали особый интерес к пленным летчикам. Каждый из них – носитель важной информации. Почти все они – офицеры, значит, знают куда больше, чем рядовые. И знают немало: сколько самолетов в том или ином полку, где они базируются, кто вышестоящие командиры, где запасные аэродромы и аэродромы подскока… Интересен львовскому отделению абвера был и пленный старший лейтенант, подобранный в поле без сознания.
Его допрашивали в полевом отделении пункта Абвер-2. Допрос вел немецкий офицер с погонами майора. Он вглядывался то в лицо стоявшего перед ним пилота, то в бумаги, лежавшие перед ним на столе. Коренастый темноволосый летчик с трудом держался на ногах: опирался на спинку стула, стоявшего перед ним. На его гимнастерке погоны старшего лейтенанта и четыре боевых ордена. Обычно на боевые задания советские пилоты вылетали без орденов и документов. Но некоторые надевали все свои награды. Считалось, что они обладают охранным свойством от вражеских пуль. Может быть, так оно и было…
Майор абвера заглядывает в бумаги:
– Вы есть старший лейтенант Девятаев Михаил Петрович?
– Я.
– Вы храбрый летчик. И мы оставим вам ордена и жизнь, если вы будете не только храбрым летчиком, но и, как это у вас говорится, бла… благо… благоразумным человеком. Вы служили в дивизии, которой командует полковник Покрышкин. Расскажите, что вы о нем знаете?
– Отличный летчик. Дважды Герой Советского Союза. Справедливый командир. Веселый человек.
– У него есть личные слабости?
– Слабости? Да нет. Сильный мужик.
– Я имею в виду: пьет неумеренно, женщинами увлекается…
– Ну какая же это слабость?! Женщины слабаков не любят. Нет у него слабостей. Кремень!
– Кре-мень? Кремль? Что есть кремень?
– Камень такой. Об него искры высекают.
– Вы сами камень. Штайнкопф! Каменная башка.
Девятаева уводят. Майор говорит помощнику:
– Он производит впечатление не очень умного человека. В лагерь его!
– В лагерь летчиков?
– Нет. В общий.
Глава вторая
В рубашке из красного флага
Михаил родился в 1917 году в бедной крестьянской семье села Торбеева (Мордовия) тринадцатым по счету ребенком. Его явление на белый свет было встречено без особой радости – еще один лишний рот…