– Хморюзга! – сказал Мигель.
– Сам!
Собака стояла у самой стены. Марисол целовала ее в лоб, но впервые это было как-то иначе:
– Не волнуйся! – говорила она ему после каждого касания губами.
Но собаке это не казалось убедительным тезисом.
– Так собаки не смотрят! – сказал, улыбаясь, Мигель, тоже наклонился, прижался щекой к его шее и пошел к колодцу.
Потом он остановился на полпути, повернулся и сказал:
– Ты все дрова переколол? Мне-то оставь чуток! Трудоголик!
И уже удаляясь:
– Когда ты спишь?
Поиски ласточки
Марисол видела всадника, видела медведя, видела женщину у окна, но дядю Сережу она не видела давно. Он стоял собранный и целеустремленный. Казалось, он проломит любую стену. Но он смотрел на тонкие-тонкие свечки, которые, казалось, горели вечно. Этого она не видела. А он не видел ее. И не слышал. Но она спросила кого-то, кто стоял рядом:
– Что это?
Голос справа ответил:
– Такие вот. Горят 40 дней.
Марисол обернулась и увидела очень старенького старичка. С бородкой, в рясе потертой.
– А зачем они?
– Они возвращают. Но это не суть.
– А в чем суть?
Старичок засмеялся естественно и по-детски.
– «Возвращаются все, кто на год, кто совсем…» – пропел он из песни, – Откуда и куда? Ну да дело не в них. Хотя физика, конечно, удивительная у процесса. Но дело не в них.
– А в чем, Отец …
– Кассиан, Солнцемарья.
– А в чем дело?
– В молитве, солнце мое.
– Я хочу научиться.
– Ты же ласточку ищешь, – засмеялся он.
– А как мне ее найти?
– Так вот же она.
Девочка удивилась, но птичий крик раздался откуда-то рядом. Марисол оглянулась. На стене под куполом было ласточкино гнездо. И на нем сидела ласточка. Она посмотрела на девочку и нырнула прямо в ее сторону. Марисол шарахнулась в сторону, но она лишь коснулась ее виска крылом, как в лесу делала, и потом стала кружить вокруг нее по часовой стрелке. У Марисол закружилась голова, и она проснулась. Дедушка сидел рядом и перебирал травы на столе. Он покосился на нее и сказал:
– Только хморюзги так поступают!
– Как, дедушка?
– В моей кровати сопеть, а кто-то ведь ласточку ищет!
– А тут тепло так, – и она поджала коленки и завернулась в одеяло почти с головой.
И вдруг ей стало очень тревожно. Очень-очень. Она не могла понять, где она. Она же не может быть там. Она хотела вернуться, проснуться, но что-то ее держало, где-то между снами, и она снова увидела туман, и тревога выросла до предельного предела, до ледяного ужаса, и вдруг она услышала крик ласточки. Она понеслась туда, на него, и вдруг открыла глаза у себя в комнате. И стало очень хорошо, и женщина очень знакомая, в серо-рыжем длинном свитере с мужским ремнем заботливо смотрела на нее. Ей стало очень спокойно. И она села на кровати. И уже хотела подняться и подойти к ней, и примоститься у нее на коленях. Но вдруг плеснула рыбка, и поплыли круги, и она почувствовала щекой подушку.
Она медленно провела рукой. Она лежала на кровати. Рука нащупала пса. Белый плюшевый пес спал рядом, как обычно. Она медленно открыла глаза, первые лучики блеснули в них. Кошка сидела на полке у шкатулки и тихо смотрела на нее. Кто-то рубил дрова.
Она медленно вылезла из-под одеяла и вдруг вздрогнула. Крик ласточки донесся до нее откуда-то извне. Стук топора прекратился. Она оглянулась, прошла мимо спящего как обычно Мигеля, вышла на крыльцо и направилась к колодцу. Там она долго пила студеную воду, и лягушка поприветствовала ее своим «ква». Она кивнула. Собаки не было видно по утрам. Потом она выходила из-за дома, и Марисол прижималась к ней, и становилось спокойно. Но в этот раз собака не вышла. Марисол побежала обратно в дом снова нарядилась в платье и диадему. Потом скинула все с себя и побежала на лужайку к дубу.