– Какая тебе разница? Ты все равно все это презираешь – и мою работу, и музей, и Феофанова.

– Я спрашиваю, что там нарисовано? Портрет, пейзаж?

– Пейзаж. – Лена прижалась щекой к его плечу. – Поляна в лесу. Много света. Деревья, цветы. Целая куча животных и птиц.

– Что-то наподобие Шишкина?

Лена кинула на Дениса удивленный взгляд. Подумать только, какая проницательность и осведомленность! Стало быть, не так уж он невежественен, как прикидывается.

– Абсолютно верно. Только Феофанов жил на сто лет раньше. Тогда никто так не писал.

– Вот и ему не нужно было выпендриваться. Творил бы в духе своего времени и не задавал загадок потомкам. А в клуб мы все-таки пойдем.

– Что там нужно делать? Танцевать?

– Если захочешь.

– Я не люблю танцевать.

– Ну и не танцуй. Смотри развлекательную программу.

– Это стриптиз, что ли?

– Почему обязательно стриптиз? Слушай, ты как наши тетки из Козлянска! В постели такое творят – волосы зашевелятся, а по телику голую бабу увидят – и нос воротят.

– Откуда ты знаешь, что творят в постели козлянские тетки? – Лена ткнула Дениса кулаком в бок.

– Знаю. – Он щелкнул пультом и выключил телевизор. Слегка переместил ее голову на своем плече. – Так удобнее.

– Хорошо. – Она прикрыла глаза, слушая его дыхание, тихое и ровное.

В клуб так в клуб. Куда угодно, лишь бы скрыться от себя самой, не чувствовать, как ты одинока на этом свете, до жути, до крика, до комка в горле. Лишь бы слышать, что рядом кто-то дышит…

Утром Лена проснулась первой. Приняла душ, приготовила завтрак. Денис все спал и спал. «Точь-в-точь как Ритка», – с добродушной усмешкой подумала Лена.

Ее девчонки были совершенно разными. Валюшка вскакивала как штык, едва за окнами начинало светать. Она была такой с самого рожденья: грудничком не давала Лене и Виктору понежиться в постели, громко требуя внимания, смены мокрых пеленок и молока. Привыкнуть к этому было тяжело, особенно после флегматичной, спокойной как удав Ритки. Та запросто могла пропустить кормление, чуть позже с трудом вставала в детский садик, а уж в школьные годы требовались неимоверные усилия, чтобы разбудить ее.

Обычно Лена первой поднимала Валюшку, кормила ее завтраком, а уж потом принималась за старшую дочь. Ритка со сна стонала, ругалась, брыкалась. Иногда Виктору надоедало слушать бесконечные уговоры и увещевания, он врывался в детскую со стаканом холодной воды и выплескивал ее Ритке за шиворот. Такое, правда, случалось нечасто, зато потом, в течение недели, Ритка вскакивала на уроки по первому звонку будильника. В выходные на нее попросту махали рукой – она могла дрыхнуть до полудня, а то и дольше…

…Лена глянула на часы – стрелки переползли за одиннадцать. Пора просыпаться, мистер соня. Она решительно направилась в спальню, подошла к кровати, потянула край одеяла.

– Подъем.

– Да… потом… когда будет следующая комиссия, – пробормотал Денис, не открывая глаз.

– Какая комиссия? – удивилась Лена. – Что ты плетешь? Поднимайся давай, время почти двенадцать.

– Пятьдесят на пятьдесят… если повезет. – Он вдруг замолк, резко выпрямился на кровати, ошалело глянул на Лену.

– Что, кошмары мучают? – Она улыбнулась и потрепала его по голове. – Надо спать на боку, а не на спине. Так рекомендуют невропатологи.

Денис натянуто улыбнулся.

– Я что-то говорил?

– Да. Про какую-то комиссию и везение. И еще… а, вот, вспомнила, «пятьдесят на пятьдесят». Тебе, наверное, экзамен снился.

– Может быть, не помню. – Денис обеими руками взъерошил шевелюру и сладко зевнул. Нарочито, как показалось Лене. Она видела, его что-то беспокоит. Но что именно, не могла уловить.