Как мы видим, в «Бдении Фингена» и более явно в ренской версии старины мест реки Бойн можно найти следы широко распространенного мотива «странствующего расчленения божественного тела», отмеченного в древнеирландском материале П. Мак Каной83. Старина мест уточняет гейсы (табу), связанные с источником: кто бы ни подошел к нему, не ушел бы с целыми глазами, кроме Нехтана и его виночерпиев. Ренские диннхенхас повествуют о печальной судьбе Боанн: «Три волны из колодца обрушились на нее, ей оторвало бедро, руку и глаз» (…┐ máidhid tri tonna tairsi don tobur, ┐ fosruidbed a sliasait ┐ a lethlaim ┐ a lethsuil)84. В этом случае появление реки описано как жертвоприношение и расчленение божественного тела. В то же время это и некое овеществление с помощью поименования: обретая определенное божественное имя, река появляется в реальности племени или народа. Мы не будем здесь подробно останавливаться на важности односторонности (одноногости, однорукости и одноглазости) богини. Возможно, это знак ее принадлежности обоим мирам и превращения в универсальную реку.

Позволительно предположить, на что обратил наше внимание Е. В. Головин, что те или иные параметры древнеирландского кельтского язычества совпадают с греческим. То есть в случае этиологического мифа о Боанн мы сталкиваемся со своеобразной манифестацией или фанетией (ϕανητία от ϕανης ‘тот, кто появляется’, ‘тот, кто открывает’85 или бог Фанес). Фанетия греческого мифа (напоминающая natura naturata схолий) есть материнская субстанция хаоса, рождающая доступные восприятию явления. Плодородие фанетии зависит от интенсивности сексуально отмеченного процесса, следовательно, феномены возникают эротически (как в случае нашей реки/богини), а не креативно-организационно. Поэтому слово «манифестация» (открытое напоказ, осязаемое) весьма приблизительно выражает изменчивые результаты такого постоянного генезиса в открытой системе.

Интересно, что ни в этом мифе, ни в других древнеирландских мифах о богине Боанн нет ни одного намека на ее «коровью природу». Единственный раз мы сталкиваемся с резонной этимологией теонима в одном из вариантов прозаических Dindshenchas, где имя Bóand возводится к гипотетическим названиям двух потоков Bó и Find, в месте слияния которых и начинается р. Бойн86. Возможно, это один из немногих примеров адекватной этимологии в море средневековых ирландских псевдоученых и народных этимологий.

Связь богини Боанн с изливающимся источником напоминает о галльском теониме *Borvobo(v)indoa, первый компонент которого Bormō (Borwo-) ‘кипящий, бурлящий’, как мы отмечали, маркирует божество термального (или просто бурлящего) источника. В то же время в Ирландии известен другой теоним/гидроним Berbae (совр. р. Barrow), родственный гал. Borwo/Bormō. В Chronicum Scotorum Berbae – это одна из богинь-эпонимов Ирландии наряду с Cessair и Ériu: In hoc anno uenit filia alicuius de Grecis ad Hiberniam cui nomen erat hEriu, no Berba, no Cesar («В этом году дочь одного из греков прибыла в Ирландию, чье имя было Эриу, или Берба, или Кесар»)87. Т. о. гал. теоним из Утрехта распадается в древнеирландском на два теонима/гидронима Berbae и Bóann. Этимологически имя Berbae связано с др.-ирл. глаголом berbaid ‘кипятить, варить’ (общекельт. *berwja ‘кипящая, бурлящая’< и.-е. *bher-w- ‘кипеть, бурлить’). У Птолемея географически р. Барроу (Barrow), возможно, соответствует гидроним Βιργος. Можно предположить серьезное повреждение текста Птолемея в этом месте, иначе невозможно возвести др. -ирл. Berbae к птолемеевской форме (возможно, следует читать *Βιρουιος)