– О, великий бог Дионис! – воскликнул Мидас. – Повели, чтобы всё, к чему я прикоснусь, превращалось в чистое блестящее золото!

Дионис исполнил желание Мидаса, хоть и пожалел, что не избрал тот себе лучшего дара.

Ликуя, удалился Мидас и, радуясь полученному дару, сорвал зелёную ветвь с дуба – тотчас в золотую превратилась ветвь; сорвал в поле колосья – стали те золотыми, с золотыми зёрнами; сорвал яблоко – яблоко тоже обратилось в золото, словно из садов гесперид. Всё, к чему прикасался Мидас, тотчас обращалось в золото, а когда мыл руки, вместо воды стекали с них золотые капли. Ликовал Мидас. Вот пришёл он в свой дворец, где слуги приготовили богатый пир, и, счастливый, возлёг за стол. Тут-то он и понял, какой ужасный дар выпросил у Диониса. От одного прикосновения Мидаса всё обращалось в золото. Золотыми становились у него во рту и все яства, и вино. Испугавшись, что погибнет от голода, простёр он руки к небу и воскликнул:

– Смилуйся, смилуйся, о, Дионис! Прости! Я молю тебя о милости! Возьми назад этот дар!

Явился Дионис и сказал Мидасу:

– Иди к истокам Пактола, смой в его водах с тела этот дар и свою вину.

Отправился Мидас по велению Диониса к истокам Пактола и погрузился в его чистые воды. Золотом заструились воды Пактола и смыли с тела Мидаса дар, полученный от бога. С тех пор златоносным стал Пактол.

Частым спутником свиты Диониса был бог Пан. Когда он родился, мать его, нимфа Дриопа, при виде сына в ужасе обратилась в бегство: у него были козлиные ноги, рога и длинная борода. Но Гермес, отец его, был рад рождению сына и отнёс его на светлый Олимп, где боги громко праздновали рождение Пана и смеялись, глядя на него.

Пан не остался жить на Олимпе: ушёл в тенистые леса, в горы. Там пас он стада, играя на звучной свирели. На чудные звуки музыки Пана толпами спешат к нему нимфы, и вскоре заводят весёлый хоровод в зелёной уединённой долине. Пан и сам принимает участие в танцах. Весело резвятся нимфы и сатиры вместе с шумливым козлоногим Паном. А в жаркий полдень Пан удаляется в густую чащу или в прохладный грот на отдых. Опасно беспокоить тогда Пана – вспыльчив он, может наслать тяжёлый давящий сон на потревожившего его путника. Даже может внушить он панический страх, от которого человек опрометью бросается бежать, не разбирая дороги, через леса и горы, по краю пропастей, не замечая, что бегство ежеминутно грозит ему гибелью. Случалось, что Пан целому войску внушал подобный страх, обращая его в неудержимое бегство. Но если не гневается Пан, то милостив и добродушен. Много благ посылает он пастухам и бережёт и холит стада греков.

Однажды Пан влюбился в прекрасную нимфу Сирингу. Горда была нимфа и отвергала любовь всех. Как для дочери Латоны, великой Артемиды, так и для Сиринги охота была любимым занятием. Часто даже принимали юную нимфу за Артемиду – так прекрасна и похожа на богиню была она в своей короткой одежде, с колчаном за плечами и с луком в руках. Лишь лук её был из рога, а не золотой, как у Артемиды.

Пан увидал однажды Сирингу, хотел было подойти к ней, но в страхе обратилась нимфа в бегство. Бросился за ней Пан. Путь нимфе пресекла река. Куда бежать? Простерла к потоку руки Сиринга и стала молить бога реки спасти её. Тот внял мольбам нимфы и превратил её в тростник. Подбежавший Пан успел обнять лишь гибкие, тихо шелестевшие тростинки. Слышится печальному Пану в нежном шелесте тростника прощальный привет прекрасной нимфы. Срезал тогда несколько тростинок Пан, сделал из них сладкозвучную свирель, скрепив неравные коленца тростника воском, и назвал в память нимфы сирингой. С тех пор великий Пан играл на сиринге, оглашая нежными звуками окрестные горы.