–Развод?!

И мама тоже закричала.

Стало страшно. Не так, как всегда, привычно-страшно, а по-настоящему. Совсем страшно. Страшно, что мама снова не сможет встать несколько дней. Страшно, что снова не сможет рассказать сказку, только хрипеть сорванным голосом. Страшно, что её снова заберут врач и второй. Страшно, что на этот раз они ее не вернут.

Зайка не помогал. Тогда Оля посадила Зайку на подоконник. Лицом к стеклу, пусть смотрит на цветы под окном, пусть смотрит туда, там лучше.

Оля приставила к столу табурет – тихо, подняв все четыре ножки. И с табурета осторожно дотянулась до покрытого хлебными крошками ножа. Мама не раз говорила, что Оле ни в коем случае нельзя трогать ножи, потому что можно порезаться и будет больно и много крови. А еще мама показывала, как ножи легко режут мясо, и хлеб, и овощи. Всё-всё-всё режут. И Оля была послушной девочкой и никогда-никогда не трогала ни один из ножей. Не потому что боялась порезаться, а потому что не хотела, чтобы мама волновалась. Сегодня она тоже не боялась порезаться.

До комнаты – обогнуть стену, из одного дверного проема в прихожую и обратно в дверной проем. А мама уже свернулась на полу и только голову закрывает. И Оля начинает кричать. Она бежит и кричит. И заносит нож над головой.

Словно рыцарь из фильма, концовки которого она так и не узнала. Рыцарь спасал принцессу. И Оля сказала маме, что мама – принцесса. Мама тогда засмеялась и сказала, что тогда уж королева. Ведь мамы могут быть только королевами. А принцесса – Оленька. Но мама ошибалась. Иногда даже мамы ошибаются.

Фильм они так и не досмотрели. В тот вечер от отца снова неприятно пахло и его шатало, а это всегда значило, что нужно выключить телевизор и замолчать.

Порез выглядит страшно, кровь расползается по затертой ткани.

– Ах ты, мелкая дрянь, – последнее, что слышит девочка прежде, чем чувствует удар по голове, словно эхом с двух сторон – от кулака и об стену. Во рту тут же становится солено, а в глазах мутно. Руки холодеют, но пальцы правой все так же крепко сжимают окровавленный нож для хлеба.

Солнце бьет в глаза. Она лежит на мягком зеленом лугу и не знает, как сюда забрела. Нужно скорее вернуться домой, чтобы не расстраивать маму.

– Как твоё имя, дитя? – над ней склоняется высокая, очень высокая светловолосая женщина в блестящей одежде.

– Оля, – почти мямлит Оля и тут же поправляется, говорит гордо, – Ольга.

– Приветствую тебя, Ольга, – тут же откликается женщина, и имя звенит, когда она его произносит.

– Я заблудилась, – признается Оля, – Вы поможете мне вернуться к маме?

Женщина только печально улыбается. К ним подходит еще одна – тоже светловолосая, высокая и блестящая, затем еще и еще. И Оля понимает. Это ангелы.

Бабушка рассказывала о них. Говорила, что ангелы очень светлые. Что все они прекрасные. Так и говорила: пре-крас-ные-е. А еще, что ангелы живут на Небесах, и что, если попадешь на Небеса, значит ты умер. А потом бабушка умерла. Наверное, она тоже попала на Небеса.

Бабушка говорила, что на Небесах хорошо. Оля оглядывается вокруг. Здесь и правда хорошо. По небу медленно плывут белые пушистые облака. А луг с редкими холмиками, покрытыми мелкими цветочками, кажется бескрайним. Совсем не похожим на вытоптанную траву во дворе её дома. Оля думает, что могла бы весь день играть здесь, а когда устанет, легла бы и придумывала, на что похоже очередное облако.

Вот только она скучает по маме. Вот только, если это Небеса, домой она уже не вернется. Может быть, Оля еле-еле читает по слогам, но она совсем не глупая. Уж такие-то вещи она понимает.