– Что ты теперь будешь делать? – спросил он голосом, в котором звучали нотки гнева.

– Не знаю, – тоскливо ответила Линн.

– Как ты собираешься оплачивать счета за больницу и лечение? – требовательно спросил психотерапевт.

– Понятия не имею. – Линн заплакала.

Он продолжал задавать ей те же самые вопросы: что ты собираешься делать? Как ты будешь выполнять свои обязательства? Куда ты пойдешь после выписки? Чувствуя себя отвергнутой человеком, которому она доверяла больше всех на свете, Линн наконец сказала: «Думаю, я должна буду пойти домой и сгнить там».

На следующий день в больницу приехали помощники шерифа с ордером на содержание под стражей для обеспечения безопасности, подписанным ее психотерапевтом и психиатром. На Линн надели наручники и отвезли ее в психиатрический диагностический центр на обследование, необходимое для приема в государственную психиатрическую больницу. Линн вспоминает этот диагностический центр как сущий ад. Мужчины и женщины бились головой об стену, открыто мастурбировали, мочились и испражнялись прямо на цементный пол. Крики ужаса сотрясали зловонный воздух. Линн сидела и рыдала в углу большой, заполненной людьми комнаты. Двенадцать часов спустя ее тело начало трясти в конвульсиях – проявление абстинентного синдрома. Когда она взмолилась о помощи, санитар велел ей прекратить рыдать и взять себя в руки. «Тебя точно отправят в психушку», – сказал он, глядя на нее с отвращением.

Когда санитар разрешил ей позвонить своему психотерапевту, она умоляла его подписать распоряжение о ее выписке.

– Я сделаю все, что угодно, все, – твердила она. – Я обещаю, я буду усердно работать, я найду способ заплатить вам, я сделаю все, что вы попросите.

– Прости, Линн, – сказал он. – Но что я могу сделать? У тебя нет работы, нет страховки, ты склонна к суициду. Я не могу просто позволить тебе пойти домой и убить себя. Единственный выход для тебя – это государственная психиатрическая больница.

Казалось, ее слезы тронули его.

– Это единственное решение, – сказал он. – Но я готов заключить с тобой сделку. Если ты согласишься остаться в государственной психиатрической больнице на два года, то после выписки я обещаю снова принять тебя в качестве пациентки.

– Я не могу лечь в государственную больницу, – плакала Линн. Ее тетю отправили туда насильно, и Линн помнила ее рассказы об окнах с решетками, о смраде, о нервно шаркающих по полу пациентах с диким взглядом. – Пожалуйста, помогите мне, умоляю, я сделаю все, что вы хотите, что угодно…

– Прости, – повторил психотерапевт и повесил трубку.

Три дня спустя к Линн пришел психиатр из государственной больницы. Ее сердце колотилось, а руки дрожали, когда она смотрела, как он читает ее медицинскую карту. Через минуту он поднял на нее глаза и сказал: «Вам нечего делать в психиатрической больнице». Он посоветовал ей вернуться домой и наладить свою жизнь, а затем подписал распоряжение о выписке.

Линн практически ничего не помнит о последующих неделях. Она помнит, как ее отвезли к другу и как она лежала в кровати не в силах уснуть, как она обливалась потом и дрожала от абстинентного синдрома, потому что у нее не осталось денег на лекарства. Еще она помнит, как звонила психотерапевту, к которому ходила семь лет назад, и молила его о помощи. Он согласился принять ее и отсрочить оплату до того момента, когда у Линн появятся деньги. Обеспокоенный ее абстинентным синдромом, он отправил девушку к терапевту, который назначил ей легкие транквилизаторы и дал бесплатные образцы препаратов.

Прошло несколько месяцев. Линн нашла квартиру, купила подержанную машину и устроилась работать программистом. Спустя какое-то время, когда воспоминания об изнасилованиях стали меркнуть, она решила, что сможет жить без препаратов, и поэтому стала участником программы для страдающих от алкоголизма и медикаментозной зависимости. Там случилось что-то странное. Ее попросили забыть о прошлом и наладить свою жизнь.