Это была одна из первых запомнившихся мне встреч с антирыночным предубеждением, т. е. склонностью недооценивать экономические выгоды рыночного механизма[110]. У людей имеются большие сомнения насчет того, насколько они может довериться ориентированным на получение прибыли предприятиям в достижении социально полезных результатов. Люди обращают внимание на мотивы бизнеса и игнорируют дисциплину, налагаемую на него конкуренцией. Хотя экономисты признают, что максимизация прибыли в сочетании с несовершенствами рынка может приводить к плохим результатам, неэкономисты склонны считать успех в алчности социально вредным как таковой.

Ближе к концу своей жизни Йозеф Шумпетер емко выразил суть антирыночных предубеждений: «…капитализм предстал перед судьями, в карманах у которых уже лежит его смертный приговор. Они его и вынесут, какие бы доводы ни приводила защита; единственный успех, на который может рассчитывать обвиняемый, это изменение формулировки обвинительного акта»[111].

Шумпетер, будучи, возможно, величайшим историком экономической мысли, в другом месте прозаично упоминает о «неискоренимости предрассудка, согласно которому каждое действие, нацеленное на получение выгоды, непременно становится антиобщественным»[112]. Учитывая энциклопедические познания Шумпетера, это замечание говорит о многом. Антирыночное предубеждение – это не временное культурно обусловленное отклонение. Оно глубоко укоренено в человеческом мышлении, что расстраивало экономистов на протяжении поколений[113].

Антирыночное предубеждение критикуют экономисты всех политических убеждений. Шумпетеру вторят даже либеральные экономисты из демократического лагеря. Глава Экономического совета при президенте Картере Чарльз Шульце провозглашает: «…использование „низменного“ мотива получения личной материальной выгоды для повышения всеобщего благосостояния, возможно, величайшее социальное изобретение человечества». Но политики и избиратели не способны оценить это изобретение. «Меры государства [по защите окружающей среды] практически всегда исходят из того, что очевидной реакцией на проблему является регулирование; альтернатива в форме ценового механизма никогда не рассматривается»[114].

Приписывание большинству собственных предпочтений – фирменный знак политики в условиях демократии. Комментаторы редко говорят: «Американцы хотят Х, но они не правы». Но перед лицом антирыночного предубеждения экономисты во всеуслышание выступают против общественного мнения. Сложно найти более приверженного свободному рынку экономиста, чем Людвиг фон Мизес. Но утверждает ли он, что неподотчетные элиты навязывают большое государство несогласному большинству? Нет, он с готовностью признает, что политика, против которой он возражает, отражает волю народа: «Не стоит обманывать себя. Американское общественное мнение не приемлет рыночной экономики»[115]. Проблема демократии состоит не в увиливании политиков, а в антирыночном предубеждении рядовых американцев:

«На протяжении более чем столетия общественное мнение Запада было сбито с толку идеей о том, что существуют такие вещи, как „социальный вопрос“ и „проблема труда“. При этом подразумевалось, что само существование капитализма наносит ущерб жизненным интересам наемных рабочих и мелких фермеров. Сохранение этой очевидно несправедливой системы невозможно терпеть; необходимы радикальные реформы.

А истина в том, что капитализм не только многократно увеличил численность населения, но и одновременно беспрецедентно повысил уровень жизни людей»[116].

В общественном сознании бытует слишком много вариаций антирыночного предубеждения, чтобы их перечислять. Наверное наиболее часто встречается ситуация, когда