Когда территория покоится на зыбком основании, ее закрепление требует физического присутствия сеньора. В этом отношении перипатетическая природа королевских домов указывает на структурную проблему поддержания действительной власти над определенной территорией. Беспрестанные передвижения королей в более мелком масштабе отражались беспрестанным движением менее значительных сеньоров. Немногие обладали владениями, состоящими из компактных областей. Большинство владений было рассеяно по удаленным территориям, раздробленность которых отражала превратности военных приобретений и политику разделения земли при наследовании. Рассмотрим, например, франко-норманских рыцарей, которые последовали за Вильгельмом Завоевателем в Англию. После завоевания и уничтожения англосаксонского класса землевладельцев, сопровождавшегося перераспределением отнятых земель среди вторгшихся баронов, многие сеньоры оказались владельцами не связанных друг с другом территориальных участков. Вдополнение к наследственным поместьям в северной Франции они теперь должны были управлять новыми землями в Англии, а по мере того, как шло завоевание Британских островов, к ним добавлялись и земли в Уэльсе, в Ирландии или Шотландии [Given.

1990. Р. 91–152; Bartlett. 1993. Р. 57]. Поэтому беспрерывные морские путешествия Вильгельма дублировались странствиями его крупнейших баронов. Англо-норманские сеньоры были, по существу, «сеньорами по обе стороны пролива» [Frame. 1990. Р. 53]. Государственная территория по своей протяженности соответствовала формам землевладения правящего класса.

Организация политической власти над средневековой территорией не была единообразной. Если в современных государствах в общем случае нет действительного административного различия между центром и периферией, пограничные области в средневековых государствах – спорные полосы или «марки» – были довольно четко обособлены [Mitteis. 1975. Р. 66; Smith. 1995]. Этнические, религиозные, природно-топографические или лингвистические отличия были второстепенными при «демаркации» приграничных районов. Ведь расширение средневековой территории следовало логике завоевания, то есть политического накопления. Управление периферией отражало попытки совместить уничтожение, приучение и кооптацию местной завоеванной знати с потребностями новообразованных сеньорий завоевателей и более широкими вопросами безопасности «государства». В результате возникала другая дилемма феодальных сюзеренов: поскольку сеньоры «марок» должны были получать особую военную власть, необходимую для командования, дабы они могли эффективно разбираться с неспокойными соседями, они сами становились полуавтономными [Werner. 1980]. Достаточно часто они злоупотребляли своими привилегиями, чтобы создать региональные укрепления. Например, свободы, полученные англо-норманскими сеньорами пограничной полосы Уэльса, пролегающей между самим Уэльсом, контролируемым валлийцами, и Английским королевством, сохранялись до XVII в., хотя победоносные кампании короля Эдварда (1282–1283 гг.) обессмыслили само их существование столетиями ранее. В Валлийской марке предписания короля не действовали [Davies. 1989, 1990]. Где же начиналось и где заканчивалось государство в подобных условиях [Smith. 1995. Р. 179]? Итак, современным линейным границам в Европе предшествовали зональные приграничные районы, которые оспаривались полунезависимыми сеньорами. Верденский договор (843 г.) разделил Каролингскую империю на три четко очерченных территории. Но хотя это наделило некоторой легитимностью претензии правителей к «собственным» сеньорам, на практике их отношения должны были оговариваться в каждом конкретном случае.