Меня она заметила лишь тогда, когда я уже вплотную подошел к столу. Мы были настолько близки, что мне было достаточно одного, короткого взгляда, чтобы понять настроение сестры. Если применить к ней некую шкалу, которая измеряет уровень обеспокоенности, то Мирослава находилась на самом ее пике, за той чертой, где мне уже стоит заволноваться и применить все средства для того, чтобы погасить очаг ее присутствующего волнения.

Я наклонился и поцеловал ее в щеку. Обычный ритуал при наших встречах. Я сел напротив и внимательно посмотрел в ее глаза, в которых серый цвет преобладал над голубым. С сестрой явно было что-то не так, подтверждая мою догадку.

– Привет, – коротко обронил я, продолжая наблюдать за Мирославой.

Ее тонкие, безупречно розовые губы, сразу же мгновенно приоткрылись для того, чтобы произнести мне короткую, но такую понятную фразу, которая выдавала ее нынешнее состояние с лихвой. И как обычно в таких случаях она стала потирать пальцы рук.

– Ну, наконец – то.

– Рассказывай, – нетерпеливо потребовал я, готовясь услышать все что угодно – вплоть до вселенского заговора, в котором участвовала и моя младшая сестрица.

– Может, для начала сделаешь заказ? – предложила Мирослава, из чего я сделал первый вывод: беседа предстояла долгая.

Но то, что я увидел и услышал далее, перечеркнуло все мои самые всевозможные варианты, которые могли объяснить ее поведение. Услужливый официант пошел выполнять мой заказ, а я уставился на сестру, ожидая от нее продолжения. Мирослава отставила свою тарелку с остатками еды чуть в сторону, тяжело выдохнула и потянулась к сумочке, которая висела на стуле. Я лишь наблюдал за ее движениями. Через мгновение она протянула мне черно-белый снимок. Я вначале недоуменно уставился на сестру, а затем уже стал смотреть на фото.

Снимок был старый, черно – белый и не совсем качественный. Тот, кто его проявлял, был явно непрофессионал. Новичок-любитель – одним словом. На фото были запечатлены люди, стоящие в ряд в расслабленных позах. Семь человек: пятеро мужчин и две женщины. Одеты неброско, как вроде бы для загородной прогулки, что, впрочем, было недалеко от истины, так как вокруг них развивались кроны деревьев, что-то из породы хвойных. Так сразу и не разберешь. На заднем фоне виднелся автомобиль. «Москвич». Модель «Иж – Москвич-412ИЭ», с круглыми фарами и решетками с двумя горизонтальными брусьями. Я присмотрелся к лицам людей на снимке. И каково же было мое удивление, когда среди них я узнал маму и папу. Совсем еще молодых, излучающих радость и возбуждение, как мне показалось на первый взгляд. Но самое главное и поразительное было то, что пятеро из семи человек на фото, были перечеркнуты крест – накрест обычным карандашом. В том числе и мои родители. Какая-то чертовщина. Кому понадобилось делать подобную отметку? А главное – зачем? Я перевернул фотографию. Обратная сторона была абсолютно чистая. Ни надписей, ни пометок.

Принесли мой заказ, но к еде я не притронулся. Я уставился на Мирославу, при этом стуча указательным пальцем по снимку. Предоставленное фото я видел впервые. В наших семейных альбомах я подобного снимка не замечал.

– Откуда у тебя это фото? – спросил я у сестры.

– Наших родителей ты видишь? – проигнорировав мой вопрос, Мирослава задала свой.

– Ну, конечно.

– А теперь прочти вот это.

Мирослава снова потянулась к своей сумочке и вынула оттуда сложенный напополам лист бумаги, вырванный из обычного блокнота для записей который можно было купить в любом канцелярском отделе. Все это можно было сравнить с игрой фокусника, демонстрирующего свои пассы, забирая все внимание собравшейся публики на своих магических приемах. Сначала фото, теперь вот лист, исписанный простой ручкой для письма. Я протянул руку и поднес листок для чтения. Почерк вполне понятный, слегка размашистый. У некоторых моих студентов манера письма была и похуже, почти как у медиков, выписывающих рецепты, – одни сплошные закорючки.