Шамшан с пленниками не церемонится, а помощи ждать неоткуда. Никто не может и вообразить, в какой переплёт они попали.

Думать об этом не хотелось. Селена съёжилась, с головой завернувшись в плащ. Будь, что будет! Если набраться мужества, можно пережить и самые тяжёлые времена, ведь всё плохое когда-нибудь кончается. Всё кончается. Рано или поздно.

Что касается дорожной тряски, то она закончилась не поздно и не рано, а как раз в то самое время, когда Селене стало казаться, что повозка никогда не остановится. Свернувшись в своём ненадёжном убежище, она больше не выглядывала наружу. Было страшно.

Повозка, тем временем, проходила по странному маршруту. Сначала дорога сделалась заметно более ровной и гладкой, после – снова тряской, ухабистой. Снаружи зашумели. Несколько человек устроили разноголосую перекличку. Лязгнул металл. Кто-то крикнул: «Открывай! Свои!» Ответом ему послужил глухой смешок, тотчас подхваченный эхом.

– Я знаю, где мы, – шепнул Зебу.

Селена тоже это знала. Чтобы убедиться в правильности своей догадки, она подползла к тенту и осторожно отогнула краешек. Так и есть: узкий проезд, зарешёченные арки… Повозка двигалась вдоль анфилады. Несмотря на то, что на улице давно стемнело, огни ярко освещали дугообразные своды и постаменты, на которых прежде стояли статуи тарийских королей, начиная с Тира Четвёртого. Теперь статуй не было. Только несуразные белые глыбы с потемневшими табличками.

– Он убрал всех королей! – проговорила Селена невпопад, но Зебу её, как ни странно, понял.

– Конечно! Теперь он – король!

– Он не король, он – самозванец!

Мидав саркастически хмыкнул:

– Не вижу разницы!

Самое обидное, что Зебу прав. С тех пор, как убили Тира Двенадцатого, прошло немало времени. Теперь Шамшан – законный король Тарии, а те, кто остался на чужбине, никогда больше не вдохнут родного воздуха. Селена зачем-то сделала глубокий вдох. Казалось, здесь, в Тарии, должно пахнуть как-то по-особому, но нет. Пахло конским навозом и печным дымом. Всё как везде.

Вокруг повозки вились клубы пара от дыхания людей, лошадей и мидавов, но сзади никого не было. Должно быть, Ривай отпустил охрану, а, может, змеерукие перебрались вперёд и теперь вышагивали в авангарде. Кто их знает?!

Впереди заскрипело, и повозка остановилась.

– Достать щенка! – велел кто-то невидимый.

Селена зашевелилась, но Зебу вдруг шикнул:

– Лежи тихо!

Она повиновалась лишь потому, что от страха стала думать вдвое медленнее и в сто раз хуже. Тент зашуршал, кто-то с силой рванул решётку клети:

– Выходи, щенок! Приехали!

Зебу не отвечал.

– А ну встать! – приказал тот же голос.

Селена затаила дыхание. Снаружи её, должно быть, не видели, но стоит пошевелиться или пискнуть…

– Я ж тебе!

Селена осторожно приоткрыла один глаз. В узкую щёлочку был виден только край потёртого кожаного плаща и огромные волосатые ручищи, торчавшие из обтрёпанных рукавов. Человек распахнул дверь клети, схватил Зебу за загривок и стал вытаскивать наружу.

Справиться с мидавом оказалось не так-то просто. Зебу весил куда больше своего обидчика, и тому пришлось навалиться на клеть всей грудью:

– Вылазь, кому сказано, медвежье отродье! Долго тебя…?!

Он явно намеревался сказать что-то ещё, но, прервав тираду на полуслове, взвизгнул сдавленным фальцетом:

– Ах, ты ж! Кусаться?! На, получи!

Теперь завизжал Зебу, и человек, наконец, выволок его из повозки.

– Так-то! – рявкнул он. – Держи его, ребятушки, небось бешеный! Скоро всю эту псарню переловим да на мыло пустим! Верно говорю?

Обступившие повозку люди вяло загудели, что не походило ни на выражение согласия, ни, тем более, на осуждение. Казалось, гвардейцы просто устали и готовы бездумно выполнять любые приказы начальства, лишь бы поскорее отправиться восвояси.