Заботился о теле, холил кожу,
Страстями омерзителен и мил,
Он выбрал жизнь в мирских грехах и славе,
Небытие соперникам оставив.
Два возраста – Жуан и Фауст, два
Стремления к тому, что в бездну канет.
Один спешит. Другой ползёт едва.
А между ними на распутье – Гамлет.
Быть или нет? – курьёзные слова,
Альтернатива учтена в программе,
Практически – легко вопрос решить:
Сначала «будем», чтоб в конце «не быть».
5
Пора и мне подумать наконец
О браке, о торжественной карьере
Отца семейства, подчиниться мере,
Пока ещё не надломил крестец.
Ну а развратник старый, как скопец,
Патологичен… Жеребится мерин?
Приспело отдышаться от гульбы,
От выходок, что пошлы и грубы.
Стать Фаустом, скептичным и суровым,
Системе опыт прошлый подчинить,
Никчемное, случайное забыть;
Не примеряя, отвергать обновы,
Как женихов – обвыкшиеся вдовы.
И, медленно нащупывая нить,
Как в перелёте ищет остров птица,
Вдруг с бытием для вечности проститься…
Любовницу не удержал, не смог —
Надёжный признак, что пора жениться.
Да вот ещё – покалывает бок,
В деревне был – застыла поясница,
Стать Фаустом пора, остановиться.
Распутничать кончаю – дал зарок.
Нужна жена. Хотя б для антуража.
Какая и зачем? – уже не важно.
Жаль, Машу проворонил… Поделом!
Наверно, чересчур самоуверен?
Жил без расчёта, смело, напролом.
День завтрашний был у меня в доверье,
А нынче, за собой захлопнув двери,
Подумываю: что там за углом?
Когда уже усталости вкусили,
Надежда есть – да вот нехватка силы.
Похоже, Муза забрела ко мне?
По мастерской, босая, прогулялась,
А заодно пожаловала радость
Как женщина, прекрасная вполне.
Чуть погостила, всё – и не осталась,
Не проявилась, нет – на полотне,
Иных, горячих возжелав объятий,
Того, кто верность – вечностью оплатит.
И всё же больно, страшно осознать,
Что молодость, как женщина, уходит;
Повянет кожа и обрюзгнет стать,
Элегия заступит место оды.
О старость одинокой буквы «ять»,
Была тверда, но вылущили годы.
Как ни держался памяти скупой,
Состарившись – в разлуке сам с собой.
Была удача?.. И она покинет!
Талант?.. Однажды не заговорит!
А плоть, она, известно, – не гранит,
Рассыпаться – судьба библейской глины:
Рассохнемся, растрескаемся, сгинем,
Закончим бытие, отставим быт,
И взглянет смерть столь горько и белёсо,
Что мы невзгодам прошлым улыбнёмся.
И станет ревность прежняя смешна,
И холод станет мил, и даже голод.
Утратят смысл любые имена,
Смех не взорвёт, и шутка не уколет,
Спрессуются в мгновенье времена,
И прорастёт зерном, что было полем;
И, погружаясь в тишину дубрав,
Метафору оценим – Фауст прав!
6
Был в нетерпенье, ждал её прихода,
Ещё недавно, помнится, страдал.
И вот теперь измена – как удар,
Удар под дых! И друг опять же – продал…
Конец всему. Но… веселее стал!
Как видно, такова моя природа,
Что легче мне остаться одному,
Чем счастье и покой стеречь в дому?
Отходчив!.. Чередою настроений
Волнуется, бежит, струится жизнь;
А полотно любое – лишь каприз,
Подсказанный удачею последней,
Мгновение в Галактике мгновений,
Которому шепнул: остановись!
Остановилось. Пожелал другого —
И свежий холст натягиваю снова.
И женщине опять кричу: постой!
Остановись!.. Немного детской фальши
И беззащитность нежности простой
(Так тёплый август омывает пляжи).
И женщина осталась бы со мной,
Но я уже спешу, безумный, дальше.
Постольку всё, к чему ни прикоснусь,
Однообразно посещает грусть,
Однообразно пригибает тяжесть
И неподвижность точного мазка;
Увы, тому, кто красоту повяжет,
В приданое – достанется тоска,
Секунды ради – целый век в пропаже.
По дереву письмо? – на гроб доска…
Мгновенья счастья невозможно скупы,
А мы их бальзамируем как трупы.
Не велика ли за шедевры плата?
Подвижничества каторга, слеза