, а потому, что это напомнило о корабле на Фомальхиву, который был запущен через полстолетия после вторжения и в честь генерала получил его имя. «Корабль „Трисмегистос“, затерянный в космосе». Лукас горько усмехнулся. И тут же отверг не только Трисмегистоса, но и виртуального Уильяма Текумсе Шермана и Мао Цзэдуна. Он оставил без внимания даже «Славу Древнего Рима – историю великого Цезаря», хотя в этом могло быть свое очарование, если быть осторожным и в марте не высовывать носа из своего криптопортика. Следом он без интереса пролистал и биографии кучки очередных полководцев, государственных деятелей, диктаторов и болтунов.

«Спасатель Ларри, красавец с пляжа» ему не слишком импонировал, хоть он и был якобы «классным парнем, загорелым и мускулистым, по которому с ума сходят женщины всех возрастов» – Лукас не хотел закончить дни в окружении похотливых бабушек. Он также не чувствовал себя «Джо, отчаянным бандитом», хотя не сомневался, что перед смертью надавал бы краснокожим и шерифу, как полагается. Он вздохнул. Сам виноват, что не хватает фантазии.

«Чем я вообще занимаюсь, черт возьми?!» – подумал он с нарастающим отчаянием. Он обещал себе, что никогда не будет смотреть эти ролики. Виртуал был для Лукаса синонимом трусости – он с трудом мог представить себе более жалкий конец, хотя именно так, с головами, обмотанными электродами и набитыми потребительскими мыслями, умирали все старики, одинокие и неизлечимо больные. Не стоило упоминать виртуал при Стэффорде! Что скажешь вслух – то становится реальностью.

Лукас упорно листал дальше: раз уж он начал, то был намерен довести дело до горького конца, хотя дальше было уже не то. В том, что он не хочет быть «Успешной современной женщиной», «Топ-моделью Кейт» и «Соблазнительницей Саломе», он был уверен; «дать волю своей любви к лошадям в трогательной судьбе жокея Виктории» он тоже не собирался; не привлекли его и «Милый младенец Пуцлик и его мама». Но в конце концов интересным выглядел «Агент интерпланетарной тайной службы в борьбе с ӧссенской преисподней». Звучало неплохо, его всегда интересовало инопланетное общество, но он подозревал, что, будучи сыном профессора ӧссеистики и проведя четыре года в посольстве в Пертӱне, знает о ситуации в тех краях больше, чем создатели программы. Было бы неприятно, если б его спокойной смерти мешали досадные топографические расхождения.

Со вздохом он снова закрыл страницы о виртуале.

Ну, теперь разве что какая-нибудь церковь.

Будь он верующим ӧссеанином, то, разумеется, уже бы несколько месяцев назад отдал свою кровь Аккӱтликсу, в его изящное вместилище из рубинов, и все бы закончилось с приятным осознанием, что он обеспечил себе теплое местечко на небе. Ах, старый добрый Рай! Или, лучше сказать, Космический круг Совершенного Бытия, как его называли ӧссеане. Вот там-то было бы здорово! Но, к своему сожалению, Лукас серьезно подозревал, что именно он – один из тех, которых к Аккӱтликсам принципиально не возьмут. Была еще проблема: он не мог молиться – не только в человеческих, но и в инопланетных храмах. Когда ему было четырнадцать или пятнадцать лет и от ӧссенской литургии его уже тошнило, Космический круг Совершенного Бытия он мысленно исправил на Комический дух Откровенного Нытья, и, к сожалению, даже теперь, когда ему было тридцать пять, именно это приходило в голову каждый раз, когда он слышал священные слова. В этом и была загвоздка. Конечно, он пытался взяться за ум, отбросить старые инфантильные шуточки и подойти к делу с подобающей серьезностью. Ведь люди часто прибегают к религии, когда их прижмет, особенно за несколько недель до ожидаемой смерти. У каждого есть право провести ревизию своих юношеских взглядов и не считаться после этого оппортунистом! Но для Лукаса все было не так просто.