Неважно.

Он снова ее снимет.

Лукас видел, как Трэвис ошивается вокруг и бросает украдкой взгляд на стену возле двери, столь же незаметный, как начинающий воришка в супермаркете. Он крепко взял его за плечи и повернул к себе.

– У меня к тебе предложение, Боб. Это будет эксперимент, – начал он осторожно. – От тебя потребуется некая доля самопожертвования, но я верю, что если ты хотя бы немного мне доверяешь, то найдешь в себе достаточно сил. Мы завернем эту штуку в кусок ткани и запрем ее в сейф. Вместе. Спрячем ее с глаз долой. У тебя ведь есть сейф?

Трэвис взвизгнул и резко вырвался. Он вдруг бросился к стене. Как кит, наткнувшийся на скалу, его толстые ладони шлепнули по поверхности мицелиального рельефа и буквально присосались к нему. За руками на мандалу легло и его лицо.

Лукас отвернулся. На подобное лучше не смотреть. За спиной он слышал вздохи и неясные чавкающие звуки – по ним он мог бы предположить, что на телестене включено порно. От этой ассоциации его чуть не затошнило.

Он сунул руки в карманы и начал вышагивать по офису. Ему никак не приходило в голову, что он может сделать. Что может сказать.

На самом деле больше всего ему хотелось сбежать.

Трэвис просидит здесь всю ночь. И все воскресенье. И следующую ночь. С руками на мандале. С мандалой на жирном животе. С локтями на ковре. С мандалой под собой. Не сдержится и лизнет ее. Сам не зная зачем. Неуверенно засмеется – он не понимает, что его так притягивает. Попробует пожевать тонкий край из сушеных грибов. Легонько. Потом больше. Час за часом, но не сможет остановиться. Абсурд! Он все еще не понимает. Рот не воспринимает вкус, и он прокусит язык. Вновь легонько. Немного. Осторожно. Потом все больше и больше. Пальцы деревенеют, он чувствует зуд в ногах и ладонях. У него эрекция. Кратковременные судороги. Он боится боли, но искушение велико. Кроме того… настоящая боль не приходит, это лишь слабые мурашки в местах, где она должна быть. Чешуйки с рельефа остаются у него под ногтями. Мало! Не хватает! Еще, еще больше! Он раздирает себе руки. Затем раздирает грудь. Затем живот и половые органы. Как на терке. Как при совокуплении. Туда-сюда, в диком припадке. В порывах оглушительного наслаждения кожа рвется о поверхность мандалы… легко и просто, будто облупляющийся от жара лак.

Кровь впитывается в волокна гриба.

Волокна гриба – в кровь.

Звуки утихли. Трэвис опирался о стену и избегал взгляда Лукаса, его лицо выражало смущенное удовлетворение – так выглядит человек, застигнутый по пути из борделя утром. Однако не казалось, что, кроме гордости, он что-то потерял. «Стоит ли оно того? Стоит ли того он? – хмуро думал Лукас. – Стоит ли это сделать?!» Насколько он мог судить, у Трэвиса еще был шанс. Большая разница, попадает интравенозный мицелий в организм по пищеварительному тракту или же через кровь. Добычу, которую убил яд кураре на острие стрелы, тоже можно съесть – но горе повару, который порежется при готовке. Здесь ситуация аналогичная. Вполне возможно, что такой человек, как Трэвис, охраняемый прочными стенами трусости от любого нестандартного соблазна, пока не получил ни одного глубокого пореза.

Но, конечно, мандала его манит. В конце концов он попробует.

– Честно признаться, я в тебе сомневался, Боб. Я думал, ты спокойно откажешься от своей мандалы. Но теперь вижу, что ты к ней привязался, – произнес Лукас. – Это таинство не слишком разборчиво. Если тебе суждено, лучше перестать сопротивляться. Я решил. Я тебе помогу.

Он говорил с патетической серьезностью, которую так часто слышал на Ӧссе. Для ӧссенских грибов и ӧссенского гуру лучше не придумаешь.