Но солнце не умерло. Оно светит одинаково для всех. Нужно только подняться, распахнуть створки своего сердца и пустить в него тёплые, несущие надежду лучи.
И, улыбнувшись в переполненном вагоне метро, вдруг получишь в ответ не грубое слово, а сияющую улыбку, летящую над толпой и заполняющую собой жуткую пустующую рану внутри.
Парадокс
Марина сразу заметила этого парня. Длинные ухоженные волосы, прозрачные голубые глаза, небольшая бородка и такие правильные черты лица, каких не встретишь и у девушки. Бесконечно добрым и всепонимающим показался ей его до боли знакомый взгляд.
«Где же я могла встречать его раньше?» – думала Марина. – «В электричке? Нет. Может, в городе? Тоже нет. Он сел на другой станции. Тогда где же? Где?»
Задумавшись она прижалась к окну, за которым мелькали леса и одинокие заросшие травой платформы. Разгадка оказалась неожиданной и немного неприличной.
«Да ведь он похож на Христа!» – подумала вдруг Марина и тут же смутилась от этой мысли.
Электричка мчалась сквозь лес, останавливаясь у вокзалов, открывала двери, впускала и выпускала пассажиров, а Марина всё смотрела и никак не могла наглядется на сидевшего через проход незнакомца. Ей бы только немного смелости, чтобы сказать первое слово.
«Привет!» – скажет она ему. А дальше будь что будет.
– Эта дура совсем меня за лоха держит! – Марина ушам своим не поверила. Понравившийся ей парень говорил по телефону, вставляя в свою речь мат и такие скабрезности, от которых горели щёки. Заметив пристальный взгляд девушки, незнакомец опустил трубку и сказал:
– А ты чего вылупилась? Понравился?
Марина вскочила и выбежала в тамбур.
Парадокс – 2
В пригородной электричке девушка. Сидит у окна, раскрыв книгу. Неестественная такая девушка – сильно накрашенная, твердые от лака локоны, накладные ногти. Короткая юбка, блузка с глубоким вырезом, на груди поблескивает простой медный крестик-две палочки.
– Бесстыжая! – бормочет соседка, толстая старуха с отвисшей губой.
– И не говорите! – вторит ей ещё одна женщина. – Я в её годы…
Начинается долгий разговор о чистоте советских девушек и глубокой порочности нынешних.
По вагону носят газеты, ручки, прочий хлам. О том, что «волнуется и ждёт только мама» поёт маленькая чумазая девочка, на полуразвалившемся аккордеоне ей подыгрывает мальчик постарше. Девушка даёт им десятку.
– Ишь! Богатая выискалась! – не выдерживает старуха.
– И не говорите!
Новый разговор о неправедно нажитом, о «золотой молодёжи».
На следующей станции девушка выходит. Пробираясь к выходу, задевает сумкой старухину тележку на колесиках.
– Куда прёшь! – возмущается та. – Ослепла что ли!
– Извините, пожалуйста, – смущенно шепчет девушка. Старуха недовольно трясёт головой, на обложке закрытой книги, которую держит в руках девушка, прищурившись читает: «Житие прп. Серафима Саровского».
– Ну, надо же! – удивлённо восклицает она.
– И не говорите! – доносится с соседнего места.
Странная встреча
Темнота подобна пустоте. Если долго вглядываться в нее, начинает на самом деле казаться, что за ней ничего нет. И тогда испытываешь первобытный страх, который в последний раз ощущал в детстве, отказываясь спать с выключенным светом. И этот тоннель метро: неужели там есть кто-нибудь живой? Неужели, где-то, разрывая мглу, мчится поезд?
Стас панически боялся темноты. «А что если бы сейчас погасли все лампы, и станция погрузилась во мрак, – неожиданно пришло ему в голову. – Я бы, наверное, сразу умер от страха». И откуда она взялась, эта дурацкая мысль?
Стас поежился.
– Нам ведь часто приходят в голову странные мысли? – пробасил стоявший рядом старик в поношенной куртке. Стас оглянулся, но вопрос предназначался не ему. Тот же старик, но уже другим, на удивление писклявым голосом ответил: