Когда Бекки появляется у кассы и шмякает передо мной коричневую квадратную посылку, мне удается держать себя в руках.

– Открывай, – умоляет она, – мне так интересно!

К счастью, вибрирует мой телефон, и высветившаяся на экране фотография мистера Уильямса спасает меня от назойливого любопытства.

– Мне нужно ответить. – И я ни капельки не лгу. Если второй раз подряд не отвечу, он сразу начнет беспокоиться и думать о самом плохом. – Уверена, что там нет ничего особенно. Спасибо, Бекки.

Зажимаю под мышкой посылку, телефон прикладываю к уху и уношусь из магазина со скоростью торнадо.

– Здравствуйте, мистер У… Марк, – говорю я. На похоронах родители Дженны заставили меня наконец обращаться к ним без мистера и миссис.

– Амелия, – начинает Марк приятным радостным голосом, – как ты?

Меня сбивает с толку его тон, но я не подаю виду.

– Наверное, хорошо.

– Звоню, чтобы удостовериться. Ты ведь придешь сегодня на ужин? Будет твое любимое жареное куриное филе.

– Да, жду не дождусь, – отвечаю, с трудом вынимая из-под мышки посылку и зажимая ее двумя руками. Над адресом книжного магазина неряшливым и неразборчивым почерком выведено: «Принадлежит Амелии Гриффин».

– Заеду за тобой около пяти, хорошо?

– Отлично, – мне уже не терпится прервать звонок и приступить к изучению посылки, – спасибо.

– Амелия? – Голос Марка теряет нотки радости. – Мы всегда придем на помощь, помнишь? Просто дай знать.

Мысли о подарке улетучиваются, а их место занимает воспоминание об ужине на прошлой неделе. Теперь мы с Уильямсами собираемся вместе два раза в неделю.

Мне катастрофически не хватает того, в чем – вернее, ком – я нуждаюсь.

– Спасибо, Марк, – повторяю я.

– Ведь… сейчас тяжело, дорогая. Трудно проходить через то, что ты сейчас проживаешь. Не забывай есть, ладно? Кушай хорошо, Амелия. Не забывай, ладно?

– Конечно, – соглашаюсь я, – увидимся вечером.

Благодаря этой посылке я впервые с похорон Дженны хотя бы немного отвлеклась. Заставляя себя прислушаться к совету, обещаю изучить каждый ее миллиметр, как только схожу в продуктовый и куплю нам с мамой что-нибудь на обед.

Я готовлю спагетти с консервированным томатным соусом (кроме этого еще могу приготовить жареный сыр), при этом воду солю до такой степени, что и море позавидует. С нетерпением жду, когда она закипит, потому что мне нужно уйти в свою комнату, закрыть дверь и поразмыслить над тысячей возможных вариантов содержимого посылки.

Мне жизненно необходимо снова выбраться из этого мира.

Когда я ставлю тарелку на столик рядом с мягким креслом, мама даже не поднимает глаз. Мне приходится освободить место, отодвинув поднос и пустую бутылку вина. Она смотрит ток-шоу, где ведущие выбирают человека из зрительного зала, и он за подарочные сертификаты участвует в тупых играх.

Мама снова ищет работу: с заправочной станции уволили большинство работников, потому что ее выкупила какая-то крупная сеть. Она сидит дома почти со дня смерти Дженны, а меня это бесит. Потому что телевизор не выключается.

– Я приготовила поесть, – говорю ей. Мама кивает, а телезрители заходятся истерическим смехом. – Если тебе что-то нужно – я в комнате.

Сидя по-турецки, я заглатываю спагетти, не сводя взгляда с лежащей передо мной посылки, и продолжаю уверять себя, что как только закончу есть, смогу в нее заглянуть. Я прикладываю все усилия, чтобы насладиться предвкушением и продлить каждую секунду времени, когда мое внимание отвлекается от смерти Дженны.

Только вот вскоре из-за желания позабыть подругу мной овладевает чувство вины, и я открываю посылку, не съедая и половины порции.