Меня пробрала оторопь, опять стало как-то не по себе и жутковато, кожу захолодило. Я перекрестилась. Уйти бы отсюда, но как-то не удобно бросить место практики.

Женщина убрала руку и спокойно произнесла:

– Правда, мне это рассказывали. Я сама никогда не видела, сколько раз здесь ни была. Меня, кстати, Агнесса Павловна зовут. А вас?

Я заторможено кивнула с ошеломленными глазами и приоткрытым ртом. Потом спохватилась:

– Простите меня, я должна была первая спросить, поскольку вы старше. Меня зовут Умила.

– Но я, Умила, видела несколько раз, как в этих окнах горел свет по ночам. Ещё иногда отсюда слышится горестный плач, – опять вернулась к этой же теме женщина. – Конечно, никто из сотрудников замка в здравом уме сюда ночью наведываться не станет… Они нас не тревожат, а мы их.

– А зачем тогда здесь раскрашивать стену? – задала сам по себе напрашивающийся вопрос.

Агнесса Павловна пожала плечами:

– Не имею не малейшего понятия, – потом подошла ближе и снова поставила рядом со своим ртом ладонь, словно ширму. – Говорят, что тут, много веков назад, невеста хозяина замка того времени, то ли убила себя сама, то ли её обесчестили и зверски убили враги. Много слухов ходит. А может, она даже была ведьмой или ворожеей.

Окно, которое было ближе к нам, резко с шумом распахнулось, а шторы балдахина заколыхались. С грохотом упал стул. Мы вздрогнули от неожиданности. В лицо пожилой женщине прилетело несколько почерневших местами лепестков роз и белоснежный платок, лежавшие на кровати.

Мы с Агнессой Павловной перекрестились. Женщина подошла к окну и закрыла его:

– Не бойтесь, – она улыбнулась. – Это просто ветер поднялся, а окно видно плохо закрыли после проветривания и уборки.

Затем она подняла с пола платок и аккуратно уважительно положила его на стол.

Я растерянно достала масляные краски и задумчиво выдавила нужное количество необходимых мне цветов на палитру:

«Сегодня, вроде бы, не ветрено?»

Спохватилась, что я не убрала волосы, не одела ни халат, ни фартук. Не налила в баночку скипидар и не разложила инструменты, не достала даже мастихин.

– Где будете рисовать? – спросила работница замка.

– Хороший вопрос, у меня такой же. Не наблюдаю в этой комнате обещанного подготовленного для рисования места.

– А-а-а, то, что шпаклевали и так далее? – спросила Агнесса Павловна.

Я кивнула.

– Действительно, странно, краски-то, роба и инструменты же здесь, – произнесла пожилая женщина.

В стороне, где ложе, за спиной Агнессы промелькнула тёмная тень, а после потекла вода из рукомойника. Недолго, пару секунд. Я задержала дыхание.

– Прохудился уже видно, от старости, – произнесла пожилая женщина, обернувшись. – Значит так, вы пока тут подождите, а я сейчас быстро свяжусь с кем надо и всё узнаю. Может, этот эскиз какой-то совсем маленький сделать нужно.

Женщина вышла позвонить в коридор, оставив наполовину прикрытую дверь. Я завязала волосы в хвост, налила в баночку скипидар и одела серый рабочий халат. После взяла кисть и лист бумаги. Смешала в маслёнке зелёный и белый, чтобы получился салатовый цвет. Обмакнула кисть и на белом холсте появился яркий салатовый мазок. Удовлетворённо улыбнулась, как сытая кошка:

«Люблю я работать этими красками, они похожи на крем», – снова набрала на кисть салатовый цвет.

Услышала громкий шелест сухих цветов, и подняв голову, обмерла от страха. У дальнего края комнаты, рядом с ложем, боком ко мне, медленно, не спеша проплывала иссини-белая девушка, в полупрозрачном свободном саване, не касаясь пола. Она будто не замечала моего присутствия. Вдруг призрак резко повернул ко мне свою голову и уставился на меня чёрными пустыми глазницами, после девушка-призрак зловеще улыбнулась. В улыбке тоже была чернота, словно это было не лицо, а маска.