«Ничего святого, – думала дава – Хоть кто-нибудь пришел сюда, чтобы сделать приятное Велии, а не купил подарок, послуживший ключом к двери Анзиано?»

– Сангрия для леди, – послышался робкий голос.

Аэрин оглянулась на Маргада и прислужника, держащего поднос со стеклянным кувшином. Граф наполнил бокалы и галантным жестом предложил один из них даме, пригубившей напиток из чистой вежливости: ее настроение стремительно портилось.

– Свободен, – с показной небрежностью бросил идальго.

Едва дождавшись, когда они останутся вдвоем, молодой человек изобразил некое подобие заботы, испорченное нетерпением:

– Ты чем-то огорчена, как мне кажется.

– Рада, что ты заметил, – сухо ответила девушка, возмущенная наигранной обеспокоенностью собеседника, и недоверчиво нахмурилась.

– Кто-то обидел тебя? Неужели в этом моя вина? Мне кажется, я не заслужил такого отношения.

Дава задумалась над редкой способностью собеседника, сумевшего вложить в эти слова такое количество самолюбия. «Впрочем, чему удивляться, если знаешь, на какой ветке росло это яблоко», – мысленно вздохнула девушка.

– Ты бы радовался, если бы твое участие в торжествах оскорбляло память родных? Моя сестра… подруги, они могли уйти в безлуние. Пойми, мне не хочется портить настроение окружающим, в первую очередь Велии, и…

Ее голос дрогнул от подступившей горечи, связавшей язык тягостным молчанием.

– Согласен, все это очень непросто.

Граф сделал большой глоток и посмотрел на свет сквозь остатки сангрии, прежде чем произнести:

– Кстати, мы подготовили кое-что для Велии, и мне хотелось бы вручить подарок вместе с тобой. Потом мы сможем уйти. Сделай усталый вид, а я тебе подыграю.

Девушке не составило бы труда исполнить свою роль, поскольку неспокойный, тревожный сон не позволял отдохнуть истощенному телу, устающему даже от обычного променада.

Маргад предложил ей согнутую в локте руку, и она покорно заняла место справа от кавалера, вовремя вспомнив о своем намерении найти баланс между использованием привязанности идальго и ожиданиями Норозини. Молодые люди неспешно прошлись по галерее, прежде чем пойти вглубь замка.

– Мои дорогие, как вы хорошо смотритесь вместе!

Аэрин смутилась, когда Элизабет и Изола приблизились к ним. Мрачное платье графини с серебристым отливом и серьги черного жемчуга удивительным образом подчеркивали характер леди, а глубокий синий тон атласа и золотое ожерелье, выбранные Изолой, притягивали взгляд одиноких кавалеров, поскольку ее внешность и манеры не отражали истинный возраст – редкое сочетание, которым бы гордилась любая женщина.

– Все готово! Идемте, подарок уже доставлен! Где же Франческо? Надо пригласить Велию!

По эмоциональным жестам и манере говорить было заметно, что леди старается избегать чего-либо, напоминающего о терийских корнях и эспаонском периоде ее жизни. Долгие годы, проведенные вдали от Родины, не сумели стереть память о детстве, проведенном в Ая, и не связали ей руки, то и дело вздымающиеся в темпераментных илинийских жестах.

– Какая красивая пара! – послышалось сзади.

– О, падре, – по-илинийски ответила леди, – вы же не хотите поженить их прямо сейчас?

– Я здесь как раз для таких случаев, – разведя руки в стороны ладонями вверх, ответил улыбающийся мужчина в сутане священника, чем вызвал волну смеха.

Не понимая точного смысла произнесенного, девушка видела обращенные на них взгляды и чувствовала, что краснеет. Заметив ее смущение, Маргад тактично увел девушку подальше от клирика.

Нижние этажи замка оказались заполнены младшими семьями, состоящими в родстве с Миллениум. Фактически Элизабет была на почетном положении, поскольку кровь Норозини, как любили повторять сводники, подбирающие подходящую партию, еще не успела раствориться и ее хитроумный план, ставший достоянием семьи, служил тому доказательством. По крайней мере, Элизабет всячески поддерживала такую точку зрения.