Услышав жизнерадостную суету на кухне за пару минут до омерзительной мелодии будильника, уважаемый адвокат очень нехотя и неуклюже оторвал себя от постели и, сунув ноги в мягкие домашние тапки, шаркающей походкой и с абсолютным безразличием на лице, понёс своё бренное тело в ванную комнату. Проплывая мимо кухни, он увидел Сюзанну, готовящую завтрак и что-то напевающую себе под нос. Соотнеся свой абсолютно непрезентабельный вид с абсолютно художественной внешностью жены, адвокат поспешил выйти из поля её зрения и неловко, но сохраняя конспирацию, ввалился в ванную. Чистя зубы и приводя себя в порядок, Сэм попытался в который раз спросить у стеклянного визави о смысле собственного бытия, но состояние его настолько не соответствовало интеллигентной кондиции, что от философской беседы он воздержался.

На тарелке уже остывал бекон с яичницей, когда он появился на кухне. Сюзанна сидела за столом, как бы, не замечая мужа, листала журнал. Однако, не выдержав, она бросила ему что-то вроде «Ну где ты ходишь?», и продолжила вдумчиво читать какую-то, наверняка бессмысленную, женскую статью. Сэмуэль, не скрывая сонного состояния, занял своё место за утренним столом. Поглядывая то в окно, то на жену, он с неподдельным удовольствием поедал горячую и аппетитную яичницу с хрустящим беконом. Облизнув вилку по окончании трапезы, Сэм на пару секунд сделал потерянное выражение лица, после чего нехотя поднялся из-за стола, поблагодарил Сюзанну за, как всегда, превосходный завтрак и уже направился было к двери, но был остановлен резким и твёрдым вопросом жены:

– Как дела? Всё хорошо?

– Да, всё нормально… – пробормотал Сэм, всё же остановившись и повернувшись в сторону Сюзанны.

Общение Сюзанны и Сэма было таким, что любой даже самый невинный и обычный вопрос всегда невольно приобретал какой-то подтекст и заставлял не просто отвечать на него, а думать по поводу того, с какой целью он был задан. Это, конечно, плохо, когда супруги ведут себя как шахматисты. Наверное, это уже не любовь…

Сделав Сюзанне абсолютно искренний и заслуженный комплимент по поводу её обаятельной внешности, Сэм направился в спальню одеваться. Иногда у него было такое неприятное ощущение ненависти ко всему прекрасному, что его окружало. Как будто жизнь это алкоголь и он так много выпил, не закусывая, что теперь его тошнит. И вроде ничего такого в его жизни не было, да и добрая её половина только ещё предстояла, но «тошнило» его последнее время всё чаще. Как будто душа предчувствовала что-то, подготавливала себя к переходу на какой-то новый уровень, что ли. Вот и сейчас, надевая свой дорогой костюм, Сэм чувствовал какую-то душевную тошноту и омерзение от всего этого порядка и гармонии. Одевшись, он посмотрел на себя в зеркало маникюрного столика жены и, глубоко вздохнув, как в последний раз, вышел в коридор. Сюзанна ждала в прихожей, чтобы как обычно проводить мужа на работу. Лицо её выражало то расслабленность, то какую-то настороженность. Она была не менее загадочной, чем Сэм.

По пути на остановку Сэм купил в киоске свежую газету и пачку «Лаки Страйк». Это были не самые дорогие и не самые лучшие сигареты, но они напоминали ему о юности. О пыльном и сером Бостоне начала и середины девяностых с его дорогими небоскрёбами финансового района и окрестностей Бек-Бэй, элитными университетами, бухтой с катерами и яхтами и простыми кварталами, в одном из которых вырос Сэм Робертс.

Такие города, как Бостон, делятся, как бы, на два города. Первый – это, когда ты смотришь прямо и под ноги, а второй – когда вверх и по сторонам. Сэм старался жить во втором. Он часто бывал в Норт-Энд, обедал там в одном из итальянских ресторанчиков, часто гулял по его улицам. Периодически посещал ТД Бэнкнорт-Гарден, который во времена его юности носил имя «Флит-центр» и всей душой болел там за Селтикс. Сэм искал красоту во всём: в небоскрёбах, в дымящих трубах, в потрёпанных временем зданиях. Он любил смотреть на вечерний город с моста Лонгфелло, и пыльный рабочий Бостон казался ему сказочно красивым. Сэмуэль часто по работе бывал в Нью-Йорке, Чикаго и Торонто, иногда летал на юг в Майами, но сердце его оставалось в столице Новой Англии. Здесь в каждом кирпичике старых зданий, в каждой капле солёной воды и в каждом кубическом сантиметре пыльного воздуха жило его детство. Здесь жили его родители, здесь он в первый раз влюбился, выпил первую бутылку Миллера, и выкурил первую сигарету из белой пачки с красным кругом и позитивной надписью «Лаки Страйк».