Грею руки дыханием. Надеваю варежки, что связала на совершеннолетие мама. Она, бедная моя, тогда очень переживала, как я справлюсь со статусом «взрослой» Принцессы, и вот так решила выразить любовь. Маме было тяжело принять моё решение съехать от них с папой, но даже видя её слёзы, я понимала, что ничего не могу с собой поделать: таким сильным было желание проверить себя, стою ли чего-то, могу ли как следует сама о себе позаботиться.

Я поселилась в скромном, но чистеньком домике далеко от замка, служила в Храме, общалась с друзьями. По праздникам приезжала к родителям, и они сначала спрашивали, не жалею ли я, что отказалась от жизни в замке, когда все бегают возле меня и сдувают пылинки? Стоит ли игра по проверке себя на прочность свеч?

Я понимала их желание оставить любимое чадо под тёплым семейным крылышком, и вежливо отвечала, что родного дома любому будет не хватать.

На самом же деле этот опыт подарил мне ясное понимание: где и с кем я ни была бы, мой дом – я сама. И чувство гордости за то, что открыла в себе это, заставило наконец-то мою спину по-королевски расправиться.

Влюблялась ли я? О, постоянно. И всё-таки что-то не позволяло мне ни принять ухаживания от объекта своей влюблённости, ни проявиться самой. Уж ни трусиха ли я, засомневалась однажды. Но потом посмотрела на себя и свою жизнь в целом, и поняла, что эта сфера – единственное, что почему-то наводит дикий страх и смятение. Но это не так уж и обидно, потому что в Безвременьи не заскучаешь, а придёт нужный момент – всё само тебя найдёт. Вот так рассудила и успокоилась. Хотя, честно сказать, капелька тревоги осталась. А ещё вопрос. Этот противный голос внутреннего критика в голове: «С тобой что-то не так».

Чувствовала ли я, что скоро привычное спокойное течение жизни вот-вот изменится? Определённо. Сны не видят снов. И все же, засыпая, чтобы восстановить силы, я вдруг просыпалась, часто и прерывисто дыша, не понимала, ни где я, ни кто я, ни что же тут, чёрт возьми, происходит.

Итак… Я гуляла по снежной рощице, хрустел под ногами снег, и я невольно ассоциировала себя с этим самым снегом, по которому топчутся тяжёлые сапоги, давят его, превращая в кашицу, а он ничего и не может с этим поделать.

– Ты такая красивая, Принцесса.

Этот голос за спиной.

– Только очень грустная. А ведь я так хотел, чтобы ты всегда улыбалась.

Это…

– Ты ведь узнала меня, правда, милая? Верю, ты просто не могла меня не узнать.

Этого не может быть. Это какой-то сюр.

– Я так долго ждал тебя, Элина. Кажется, целую вечность… Ну же, обними меня, и больше никогда не исчезай.

Это он.

– Небо сегодня такое звездное, а твоя рука в моей руке – холодная… Эрик? Если есть где-то на свете человек, способный до меня достучаться, то это ты, Эрик. Прошу, не оставляй меня. Никогда не оставляй. Держи меня крепче.

Смотри, звезда падает. Загадаю желание. Угадаешь, какое?..

2

Мы долго молчали, глядя друг другу в глаза.

А потом… я пропала.

Утонула в омуте слёз. Сама не понимала, отчего дрожат мои колени, отчего себя за плечи обнимаю, пытаясь успокоить, согреть, отчего так странно видеть его перед собой – бесконечно печального и одинокого.

Эти длинные чёрные волосы. Это пальто, воротником которого он укрывается, словно птенец от злой бури. Эта трость, что спасает его от ненавистной хромоты. Эти глаза, в которых закралась тёмная-тёмная ночь. Эта бледная кожа…

Эти губы. Я помню их вкус – спелой черники.

– Здравствуй, – наконец, смогла заговорить я. – Здравствуй!

Надеялась, он слышит всю мою радость – спрятанную за десятком дверей подсознания. Хочется броситься ему на шею и не отпускать больше – и я замораживаю в себе этот порыв, словно Снежная Ведьма – озеро возле моего дома. Не знаю, как его объяснить. Да и уместен ли? Но с другой стороны – он сам ведь попросил обнять. Сам.