Дворец встретил привычной суматохой – знакомые и неизвестные лица, голоса, запахи. После поместья, где Лучано наслаждался почти полным отсутствием галантных ароматов, во дворце его буквально ударили по ноздрям невидимые шлейфы духов и помады, душистого мыла, чистых и не очень тел… Придворные кланялись, приветствуя Альса, но расступались недостаточно далеко, желая хоть на миг оказаться в лучах королевского внимания, и Лучано против воли узнавал о них слишком много. Кто вчера позволил себе лишнего, закусывая карвейн чесночной колбасой, кто безуспешно скрывает ароматической водой нелюбовь к мытью, и даже кто серьезно нездоров. Кстати, надо бы посоветовать казначею заглянуть к целителям, запах бродящих фруктов – признак нехороший и может говорить о развитии сладкой болезни, как зовут ее лекари…

«Чувствую себя собственным енотом, – вздохнул Лучано, – так и хочется уткнуться носом во что-нибудь приятное! В рубашку Альса, например, или волосы Айлин… Кажется, в мире нет ничего лучше запаха ее волос! Теплого, солнечно-травяного, с медовой ноткой… Как будто дышишь счастьем – чистым, беспримесным! Если бы я смог поймать этот запах и сохранить его… Такие духи были бы поистине шедевром! Но… я ведь понимаю, что запах счастья для каждого свой. Для кого-то это кожа и волосы любимого человека, для кого-то – макушка ребенка или руки матери, для кого-то – пергамент и чернила, острая вонь алхимии, раскаленный металл или специи в праздничном пироге. Счастьем пахнет любовь, какой бы она ни была…»

– Ваша светлость! Ваша светлость!

Дани, вылетевший из-за угла, едва не врезался в Лучано. Вцепился в него ручонками, поднял заплаканное лицо… Идущий рядом Аластор тоже остановился, и у большинства придворных вокруг резко нашлись какие-то срочные дела.

– Что случилось, синьорино?

Лучано присел, положив мальчику ладони на плечи.

– Ваш енот! Простите, ваша светлость! Я виноват! Я…

Дани в голос зарыдал, невнятно лепеча, что не уследил, не успел, и у Лучано похолодело внутри.

– Перлюрен?! – выдохнул он. – Что с ним?!

Воображение мигом нарисовало десяток картин одна страшнее другой! Если мохнатый идиотто снова что-то украл или напроказил, его могли проклясть, запустить в него Молотом Пресветлого или огненным шаром, да просто спустить на него охотничью собаку! Он мог заболеть или отравиться, пораниться, утонуть в фонтане… Нет, это вряд ли, еноты не тонут… наверное…

– Дани! – Теперь уже рядом присел и Аластор. – Что случилось, малыш? Что с Перлюреном? Ну, не плачь, успокойся!

– Он… он залез в гардероб милорда! – через рыдания проговорил Дани, растирая слезы по лицу ручонками. – И там… там…

– Умер? – Аластор виновато покосился на Лучано, который не смог выдавить тот же самый вопрос. – Или жив? Ну же… Проклятье, да где прислуга?! Скажет мне кто-нибудь, что случилось?!

– Дани, не плачь… – Лучано достал платок, мягко отвел руки мальчика и вытер ему лицо. – Успокойся, дружок. Так что с Перлюреном?

– Он… он съел ваши камзолы! – отчаянно зазвенел детский голос, и Дани опять отчаянно шмыгнул распухшим носом.

– Съел… камзолы? – растерянно повторил Лучано. – И заболел?

– Нет, милорд! – Дани так замотал головой, что Лучано испугался, как бы она не оторвалась. – Он совсем-совсем не болен! Он бегает в саду! Но ваши вещи, милорд… Простите! Я отдам вам все свои деньги, обещаю!

– Семеро с тобой, малыш! – выдохнул Лучано, поднимаясь и беря мальчика за руку. – Какие деньги?! Главное, что этот негодяй жив и здоров! Ну, пойдем, посмотрим, что он там натворил… Всеблагая, спасибо, что сохранила мохнатого идиотто!