…И был через множество дней предутренний сон.
Там море шумело, на жёлтом песке играя,
и, стоя поодаль, счастливо завидовал он
весёлому братству людей, обещанных раю.
Контрмарш скорпионов
Когда напасти – заодно, и тянет жёрновом на дно
смешной вопрос «кому все это надо»,
когда дорожка скрючена, когда нарезка скручена —
не прибегай ни к лезвию, ни к яду.
И если факт упрямится, и с ним невмочь управиться,
и идеал явился жалким идолом —
с улыбкой саркастической веревки синтетической
на шею вместо шарфа не накидывай.
Ты смят, но тем не менее твой дух сопротивления —
твой золотой запас, и ты не тронь его.
Ты существо, которое – двуногое беспёрое,
но всё-таки из рода Скорпионьего.
Бедою покалеченный, когда и делать нечего,
осталось только каяться да маяться —
в упор, во славу вящую встречай судьбу рычащую!
У Скорпионов хвост не поджимается…
На поле поражения и в боли унижения
ты помни, что в крови у Скорпиона
раствор весёлой ярости от юности до старости
содержит вдоволь кобальта и крона.
С пути – да не попятишься.
Плати – и ты расплатишься.
Хоти – и это будет не напрасно.
Хоть жизнь тебе и съездила – горит твое созвездие
огнём осенним, холодно и ясно.
За Насреддином
Ты наследовал жизнь – так живи, не спеша.
Ты успеешь узнать, как она хороша.
Пусть касыдой становится образ летучий,
и удачные мысли приносит верша.
Если просит у женщины плоть и душа —
развяжи, не колеблясь, запретов кушак.
Не желающий дать ничего не получит,
да и струсивший взять – безнадёжный ишак.
Если то, что тебе подарила судьба —
это крытые крышей четыре столба —
не печалься, что большего ты не имеешь,
ведь зато не имеешь долгов и горба.
Не терзайся с унылой повадкой раба,
что у хана гарем, у соседа арба.
Ты на хлеб и урюк заработать умеешь,
и да будет здоровой твоя худоба!
Пусть ложатся снопы и куётся клинок,
пусть до ночи работает ткацкий станок,
пусть рубаха твоя побелеет от соли,
и устанешь, и будешь порой одинок —
но тебе воздадут полновесной луной,
и любви испытаешь полуденный зной,
теплоту очага и весеннего поля,
родниковой воды поцелуй ледяной.
«Да здравствует энергия гримасы!»
Да здравствует энергия гримасы!
Да празднует всемирное «Ха-ха»!
Не будем у Олимпа и Парнаса
выклянчивать «божественность» стиха,
вопите валаамовой ослицей,
и автор, и лирический герой!..
Слыхал, что из стихов моих порой
глядят зверей застенчивые лица…
Не отпираюсь. Мы – единой крови:
и брат меньшой внимателен ко мне —
и я быка предпочитаю Jovi[3]
хотя бы потому, что бык – скромней.
Мои гаранты от любых фиаско!
Когда я помню, как они умны,
когда не оставляю их без ласки
и не лишаю радостей земных,
когда стихи не обращаю в ребус —
мой лебедь носит титул «царь зверей»,
а рак – свистит!.. а щука – рвётся в небо,
ударив плёсом заводь на заре.
Мой пёс – сметлив и к голоду привычен,
мой скунс надёжно охраняет тыл;
и нам годится всякая добыча,
и каждый зверь печален, коль остыл.
А если нас в беспутстве обвиняют —
то лишь за то, что в мартовскую ночь
мои кентавры ищут сабинянок,
и фавны от скоромного не прочь.
Моих фаланг – мои же мериносы
обучены затаптывать гуртом,
но мой мустанг – узды не переносит…
И, может быть, когда-нибудь потом…
в моём прощальном сне – заглянут в ясли,
где спал однажды мальчик Иисус,
волы, колючек знающие вкус.
И сладок будет сон, глубок и счастлив…
Дом напротив
А лет пятьдесят тому начинался май,
сирень занималась, многое было внове.
С набором из глюков, глупостей и любовей
шкатулка судьбы раскрывалась уже сама.
И ночи стояли свежие, как моря,
и страсть к переменам тянула вперёд и выше.
…Когда через тесный люк он попал на крышу,
то некому было мешать или укорять.
Внизу тополей и акаций толпились купы,