Определенная часть текстильного импорта потреблялась в портняжном ремесле Кафы, где в ту пору действовали портные, стригали сукна, суконщики, красильщики тканей, шерстянщики и настоящие кутюрье, мастера по изготовлению одежд[582].

Несмотря на все эти, достаточно показательные факты, не складывается убеждение в сколько-нибудь широком распространении импортных тканей на Севере. Сукно, скорее всего, составляло достояние лишь знати. Не случайно археологически и археографически оно засвидетельствовано только находками в погребениях адыгейских князей, упоминаниями в инвентарных описях имущества русских князей, митрополитов или патриархов[583]. Разве что высшее бюргерство таких богатых городов, как Кафа, могло себе позволить облачаться в одежды из модных сукон. Подавляющая же масса населения по своим устоявшимся из поколения в поколение привычкам, по своей потребительской культуре, в целом, оставалась довольствоваться местными домоткаными полотнами.

Что же касается потребностей высших сословий, то здесь, кажется, приоритет принадлежал не изысканным шерстяным тканям, как можно было бы счесть после знакомства с исследованиями зарубежных историков[584], но тяжелым парчовым материям, расшитым золотым и серебряным узорочьем.

Стоит только вчитаться в славянские документы, чтобы убедиться в том, насколько безграничен словарь древнерусских терминов, обозначавших шелковые и парчовые ткани, обнаруживая чувствительность к самым тонким отличиям. В Кафе продавались и покупались артагаз, шелк, отличавшийся голубым отливом, и тауси, шелк переливчатой, синевато-лиловой окраски, напоминавшей павлинье оперенье[585]. Там можно было видеть византийские аксамиты, расшитые геральдическими орлами и грифонами[586], и фофудъю, украшенную узорами из серебряных и позолоченных лент[587]. Тут можно было прикоснуться к грецкому оловиру, горящему пурпуром, и куфтери всех расцветок и с золоченой тесьмой[588].

Здесь взыскательному взору могли предстать дамасская камка, одноцветный шелк с крупным золотым узором, от которого он и получил свое арабское название “camha”, то есть «золотой»[589], и атлас, гладкий шелк с глянцевитой лицевой поверхностью[590]. Только в этом изобилии можно было почувствовать разницу между персидской тафтой, шелковой тканью с туго скрученной нитью, жесткой и упругой, и изорбафом, материей из шелка с золотыми, шитыми галунами; между кутней, полосатой тканью из шелка и хлопка, и обьярью, тонкой шелковой тканью с эффектом свечения, достигавшегося либо введением золотой и серебряной нити, либо муаром, то есть обработкой шелка специальным валиком[591]. Там знали ворсистые шелковые материи, такие, как велюр и бархат, отличавшийся порой рельефным узором. Могли различить многочисленные парчовые ткани, как например, персидский алтабас и турецкий байберек, сендал и пазик, вытканные с использованием тончайшей металлической нити, а с рубежа XIV–XV вв. пряденого золота и серебра. В ту пору были известны фарауз и кара, хиндряк и шида[592], таинственные названия которых непрояснимы для современного читателя. Стоит только всмотреться в галереи древнерусской иконы[593], чтобы убедиться, как действенны образцы византийских материй, как органичны византийские каноны в сакральных одеяниях, если все православные Святые, сам Христос и Богоматерь были облачены в греческие мафории и сакосы, покрыты куфией из какой-нибудь ляпислазоревой куфтери, или камки с золоченым тиснением, из какой-нибудь пурпурной объяри, или оловира с золотым орнаментом.

Продукция итальянских центров шелкоткачества – Лукки и Генуи, Флоренции и Венеции, возникших в конце XIII в.