Сегодня от Светы так и несло тухлой рыбой. Казалось, будто где-то совсем рядом помер гигантский кит или даже два, а то и целый косяк китов. И всех их забыли похоронить.

– Привет, – улыбнулась Света, а ведь всегда говорила «здравствуйте».

– Здорово, – бросил ей Алеша и побежал в туалет, где ему стало плохо. То есть нет: поплохело ему сразу, а в туалете, напротив, полегчало. «Это ж надо так! – переживал он, вытирая от рези слезы. – Здесь и то пахнет лучше! Неужели она не чувствует? Пойду-ка я домой, а то, чего доброго, совсем кони двину».

Выбежав через черный выход, Алеша пошагал домой. Его потряхивало. Последний раз подобное он испытывал классе в пятом – когда сжег дневник.

Алексей направлялся в сторону дома.

Но дойти до дома ему было не суждено ни сегодня… уже никогда. Дело в том, что в этот день сбылась Алешина мечта: с ним случилось чудо. Но не зря мудрые предупреждают, что надо быть осторожным при выборе желаний. Алеша мечтал о чуде, и оно свершилось. Чудо совсем уж необычное. Чудо из чудес. Не банальное какое- нибудь вроде того, как научиться летать, останавливать время или стать невидимкой. Нет. Он начал чувствовать запахи человеческой души. Теперь он мог за версту учуять, кто есть кто. Вот эта дама пахнет приятно, лютиками. Значит, она хорошая. А вот от этого несет, как из садового туалета. Значит, он подлец. Все очень просто. Смертельно просто.

И чем, интересно, вы думаете, закончилась эта история?

Все намного проще, чем вы себе представляете: Алеша просто задохнулся. Едва зайдя в метро, он упал замертво. Правда, сначала подергался немного.

Я тогда, помню, стоял рядом, смотрел на него и думал: «Вот актер, кривляется еще! Точно как все: не лучше, не хуже – до последнего за жизнь цепляется». Не понимаю, зачем мы его выбрали? Наверное, случайно, хотя Ему виднее…

Ой, простите, мы же не познакомились! Я – ангел. Звать – Иль- дар. Мне 23. Рост 181 сантиметр. Глаза карие, сам шатен. Ну, кажется, всё. Вернемся в 21175-й, на станцию метро «Щукинская», где мы и оставили нашего героя.

Лежит он, в общем, мертвый, уже закоченел. А люди ходят мимо и не обращают на него никакого внимания: мол, лежит и пусть себе лежит, поди, не сто баксов упало.

Только одна старенькая-престаренькая бабушка подошла. Вся седая, как в детских сказках. И сказала: «Вот мразь».

Потом мне это надоело, и я отправился к себе.

Алешкина душа уже поджидала меня там. Алеша стоял, немного сгорбившись и наклонившись вперед. В руках у него было направление в мой кабинет – кабинет номер один. Чуть помявшись, он сказал:

– Меня к вам направили, можно? Я кивнул:

– Входите!

Он зашел и застыл на месте. Немного качался, много вздыхал. Глаза были влажные, потерянные.

Он говорил медленно, запинаясь и теребя в руках свое направление:

– Извините, меня к вам направили, Ильдар Романович. Я ничего не понимаю, не понимаю, что происходит. Где я? Сколько сейчас времени? И что мне надо делать?

Алеша, очевидно, ждал ответов, но их не последовало. Вместо этого я встал из-за стола, подошел к двери и закрыл ее на ключ, который незамедлительно проглотил на глазах у вновь прибывшего. Затем взял со стола телефон и перегрыз провод. Сам же аппарат для пущей таинственности выкинул в окно.

– Что все это значит? Что происходит? – голос у Алеши не дрожал лишь потому, что говорил он шепотом. – Это больница? Я помню, как в метро мне стало плохо!

– Плохо? Ах ты, пес! Да ты хоть знаешь, как это – плохо?! Гореть заживо под напалмом – плохо! В Африке во время засухи неделю умирать – вот это плохо! – Я вскочил на стол, пнул стопку книг, лежащих на нем. – Ты смеешь говорить, что тебе было плохо?! Да мы тебе самую безболезненную смерть предоставили, а ты, подлец, жалуешься?