“Свадебное путешествие состоялось! Проплыло как сон – по колено в воде, в окружении говорливых итальянцев, узкобедрых гондол, обветшалых дворцов, стай ленивых разъевшихся кошек и пастельных закатов. Решили отныне каждую годовщину нашей свадьбы праздновать в Венеции”.

“Дома никаких перемен – квартиру еще искать не начали – денег нет (еще бы, на рок-фестиваль Марк истратил жуткую сумму). Работы в офисе столько, что вечерами прихожу домой и падаю, а Марк начинает рвать на себе волосы, думая, что я встретила кого-то другого. Просто психа из меня хочет сделать, не говоря уж о том, что самого уже давно пора в Кащенко свезти. И так каждый день. Ни житья, ни покоя, ни книжку почитать, ни телевизор посмотреть – только и доказываю ему, что я не верблюд. Без конца ссоримся, но быстро миримся. Зато когда все хорошо, от любви и восторга хочется бегать по потолку. Так и живем – из огня в полымя и быстрей обратно…”

А через три года:

“В Венецию мы так и не попали. На трехлетнюю годовщину нашей свадьбы (16 марта, если вы помните) Марк пропал на неделю. А потом появился как ни в чем не бывало. Я уже не горю, и не жду, и не прислушиваюсь к телефону. Нет в нем той божьей искры, что сразила меня наповал четыре года тому назад. И живет он, а может, и я тоже, кто ж тут разберет, скорее воспоминаниями о нас или будущим…”

Я даже не знаю, кем был ее Марк – то ли философом, который вскоре “забросил философский камень куда подальше”, то ли фотографом, подающим большие надежды, которым не суждено исполниться.

– Кто он был? – я спросила у Анны Ильиничны, мамы Иры.

– Он был шалопай, – ответила она не раздумывая.

“Чем больше расстояние, отделяющее меня от тех безумных лет, – напишет потом Ира, – тем яснее я вижу качества, за которые я в свое время вознесла его на пьедестал. В нем есть какое-то поступательное движение, в котором интеллект и творческая натура перемешиваются и искрятся, оживляя друг друга. Это совершенно не значит, что с ним можно ужиться рядом…”

А между тем там кипели нешуточные страсти, и эта любовь едва не стоила ей жизни.

– Как-то раз мы были в Винчестере в гостях у приятеля Марка – настоящего лорда, – она мне рассказывала. – Мы немного выпили – и не только, ну, и неожиданно разругались с Марком в пух и прах. Я решала какие-то психологические проблемы, мне хотелось подняться над ними в прямом смысле слова, побежала в парк и залезла на дерево. Отсидевшись на дереве, в полном порядке я стала спускаться. Дальше всё вспоминается вспышками – пунктирно, хотя случилось вмиг, но в памяти запечатлелось замедленно: вот я вижу, как ветка, за которую я схватилась рукой, обламывается, я солдатиком лечу вниз, и мысль отстраненная – не может быть, чтобы это случилось со мной. Я лечу, лечу и прямо чувствую – какое оно высокое, это дерево. Падаю. Перелом бедра, стрессовая волна по всему позвоночнику, сжатие позвоночных дисков, шейных позвонков… В больнице, куда меня отвезли на “скорой помощи”, мне сразу пообещали, что я не буду ходить, мне светит инвалидная коляска. Но операцию сделали так удачно… Шунты в бедре… Корсет – голубой, сияющий, представляешь, можно выбрать любой – сплошь радужные тона! Что касается шеи – прогноз был, что я окривею, как Серая Шейка. …Поэтому я теперь боюсь на роликах кататься, – закончила она свой рассказ, я ее позвала на роликах в Ботанический сад, и вот такой получила развернутый ответ.

Дальше месяцы постельного режима, костыли, строжайшая диета, гимнастика.

“Главная новость – я теперь хожу в бассейн. Два раза в неделю. Последний раз проплыла 2,5 км. Почти как в бытность свою на тренировке. После первого заплыва позвоночник у меня просто раскалывался, но, видно, ему это дело пошло на пользу, и чувствует он себя с каждым разом всё лучше и лучше. На мою последнюю тренировку Марк со мной пристроился. Тут я ему показал, где раки зимуют. Он смотрел на меня влюбленными глазами и даже не пытался угнаться за моей стремительной тенью…”.